Иван Фирсов - Головнин. Дважды плененный

…Вечером, едва посвежел норд-ост, Тревенен забрался на марс. К северу, в одной миле, вытянулась поперек залива цепочка шведских кораблей. В подзорную трубу было заметно необычное оживление на верхней палубе. За кормой подтягивали и поднимали из воды шлюпки, на баке у шпиля [26]копошились матросы, подбирая туго обтянутый якорный канат. По реям сновали матросы, отдавая, но не распуская паруса.

За ужином капитан, окинув взглядом офицеров, произнес:

— По всей видимости, шведы скоро снимутся с якорей и начнут свой марш. Будьте начеку, особо приготовьте пушки и запасы. Верхней команде с началом сражения укрыться под палубу, помогать артиллеристам. Ночной вахте особо следить за неприятелем и флагманом.

После полуночи, едва пробили две склянки, командира разбудил вахтенный мичман:

— Никак шведы с якорей снимаются, паруса ставят. Тревенен прикурнул, не раздеваясь.

— Играть дробь! Тревога!

Поднявшись на марс, капитан сразу спустился на палубу, крикнул боцмана:

— Заводи шпринг по левому борту!

Поеживаясь от утренней прохлады, Василий Головнин припоминал: «Канат, заведенный с кормы верпом или соединенный с якорным канатом для разворота корабля. Дабы при переменах ветра или течения положение оного сохранялось неизменным».

Когда матросы разнесли по борту шпринг, закрепили его за якорный канат и начали потравливать, с марса сигнальный матрос крикнул:

— На флагмане общий сигнал: «Стать на шпринг!» Спустя четверть часа опять закричали:

— На флагмане сигнал: «Приуготовиться к бою!»

«И тут мы тебя упредили», — усмехнулся Тревенен и крикнул главному боцману:

— Расставить кадки с водой, 5 пожары тушить! Изготовь матросиков на носу, корме и шканцах с ведрами. Остальных на батарейные палубы, пушкарям помогать!

Капитан подозвал своего помощника, старшего из лейтенантов. Протянул ему подзорную трубу, кивнул в сторону распустившей паруса шведской армады:

— Так я и предполагал, вишь, к норду склоняются. Потом в нашу сторону повернут, жарко нам станет!

Тревенен прикинул расстояние до соседнего «Всеслава», более сотни саженей. «Здесь шведы проскочат, место глубокое». Вскинул голову — вымпел задорно трепетал на верхней стеньге. «И ветер шведу на фортуну», перевел подзорную трубу на чичаговскую эскадру. «Ни одного паруса, стало быть, нам одним стоять по смерть…»

Шведские корабли тем временем сделали поворот и, набирая скорость, устремились прямо на жидкую цепочку отряда Повалишина.

Вот показался колоновожатый «Дристикгетен», он стремительно двигался вперед, люди у него скрыты в палубах, нижние паруса подобраны и подвязаны. Рядом с ним не отстают шведские трехмачтовые туремы, среднее между фрегатом и галерой. Шквал ядер, книпелей, картечи обрушился на передовой линкор. Но подобно ножу прорезает он строй и в свою очередь посылает залпы. Впритык за ним идет другой, третий, последующие… десятый… двадцатый, сотый шведские корабли. Эскадра Повалишина в огне и дыму, за нею точно так же в огне и дыму скрываются и фрегаты Ханыкова.

«Все небольшое пространство, — вспоминал очевидец, — от Крюсерорта до острова Орисари на полторы квадратных мили было покрыто дымом и судами. Оглушительные выстрелы не оставляли места ни малейшему постороннему звуку. Наши повалишинские корабли, с подбитым рангоутом и перебитыми шпрингами, стояли уже по ветру и не могли продолжать сражение в одинаковом порядке. Между ними справа, слева — повсюду неслась под всеми парусами громада шведских кораблей, галер, канонерских лодок, иол, транспортов. Все они шли с попутным ветром, быстро, поминутно и поочередно осыпая наши корабли и фрегаты Ханыкова полудействительными, полушальными залпами. На наших кораблях действуют по ним точно так же из орудий, но почти безвредно; так как в самом тяжелом, ослепительном дыму, перемешанном с клочьями обгорелых картузов и пыжей, носившихся в воздухе, шведские суда появлялись перед нашими внезапно и исчезали, как призраки».

Василий Головнин, как и вся команда артиллеристов, потерял счет выстрелам, залпам и вообще времени. В пылу боя он четко выполнял команды констапеля [27], подносил ядра и картузы, банил ствол, хватал канат и тянул орудийный станок к борту… Казалось, прошла целая вечность с начала сражения, а пошел отсчет только второго часа с момента первого залпа.

С верхней палубы, по трапу, в лазарет то и дело спускали носилки с тяжело раненными, некоторые в окровавленной одежде добирались сами до лазарета.