Дороти Даннет - Игра кавалеров (Иллюстрации П. Парамонова)

С помощью Эрскина Ричард пытался ухватиться за любую нить. Они съездили в Неви, чтобы посетить ту ирландку, Уну О'Дуайер, которой Тади Бой как-то устроил серенаду у дома, столь таинственно потом сгоревшего. Ее они не застали. Тетка сказала, что девушка уехала к Мутье, в их дом на юге, но адрес дать категорически отказалась.

— Разве недостаточно они пострадали, лишившись крыши над головой по милости бродячих скоморохов?

Они с Уной были в Неви во время катастрофы у Тур-де-Миним и некоторое время спустя. Из рассказов соседей стало очевидно, что Мутье считались людьми безобидными и хорошо известными. Из всего того, что они узнали, Ричард с горечью заключил, что Лаймонд, вероятно, с великим трудом добрался в Блуа сам, зная, что дом пуст, и догадываясь так или иначе, что его вот-вот разоблачат или оклевещут. Неведение мешало им действовать — на это, видимо, и рассчитывал Лаймонд. То же неведение обеспечивало и их безопасность.

Тем временем королева-мать, находясь рядом с юной королевой, не собиралась возвращаться в Шотландию, и французский двор с неизменным очарованием старался сделать ее беспокойное пребывание приятным. Правда, прежний блеск потускнел. Никто в Блуа не сажал больше блудниц на коров и не гонял их по городу. Великий пост прошел в Блуа и Амбуазе и закончился тихо, спокойно, вяло, без смеха, сатиры и бойких непристойных куплетов. Тади умер, и так было лучше: все вокруг напоминало о нем, но память была нерадостной.

Все, что они делали раньше, теперь приобретало иной оттенок. То, что казалось площадным остроумием, теперь представало непроходимой пошлостью; живое и яркое становилось вульгарным; откровенное и честное — оскорбительным. Этикет, потрясенный в своих основах, тяжело, со скрипом вернулся на прежнее место. Остроты сделались слишком едкими, а ответы на них — слишком злобными. Ощущение острого духовного дискомфорта мучило цвет Франции как последствие блистательной вспышки разнузданности и всепрощения. Если бы Тади Бой вернулся, даже сумей он оправдаться от предъявленного ему обвинения в предательстве, они приказали бы своим лакеям вытолкать оллава взашей.

Как святой Патрик, искавший защиты у Бога против чар женщин и друидов, так и О'Лайам-Роу мгновенно нашел средство от своих недугов. Бежав от недобрых французских пастбищ, он укрылся дома, но все здесь лишь напоминало ему об ущемленном самолюбии. Предложение лорда-представителя подоспело весьма кстати. Англия с радостью приглашала ирландского принца — слухи о французском вторжении снова усилились. Ему, насмешнику, на мгновение показалось, что, поддержав враждебную сторону, он вновь обретет пошатнувшееся было чувство собственного достоинства.

Сначала ему все понравилось. Англичане, как он обнаружил, сильно отличались от французов. Король здесь был мальчиком. Подводные течения при дворе были в меньшей степени связаны с неприкрытой борьбою холодных сердец и пламенных амбиций — скорее с противостоянием разных группировок знати: английские бароны проявляли не меньшее честолюбие, но оказывались способны иногда заботиться о стране, людях, религии.

К своему собственному приятному удивлению, он остановился в Хакни, в особняке графа и графини Леннокс. С любопытством курсируя вслед за двором между Уайтхоллом и Холборном, Гринвичем и Хэмптон-Кортом, О'Лайам-Роу не раз встречал шотландского графа, бледного, светловолосого, с выпуклыми глазами, подозрительного и как бы слегка озадаченного. Немного позже он познакомился с женой Леннокса — Маргарет, и она предложила ирландцу какое-то время погостить у них.

О'Лайам-Роу смутно припоминал, что где-то что-то слышал о своем бывшем оллаве и Маргарет Дуглас, графине Леннокс. Но он не собирался копаться в своей памяти. Покинув Францию, О'Лайам-Роу выкинул из головы и Тади Боя со всеми его делами. Но его крайне занимал другой факт — Мэтью Стюарт, граф Леннокс, был старшим братом Джона Стюарта, лорда д'Обиньи. И таким образом, хотя бы из вторых или третьих рук О'Лайам-Роу мог получать новости о единственном существе среди всего французского двора, к которому он испытывал симпатию, — о маленькой шотландской королеве Марии; к тому же девочке угрожала опасность. Поэтому он переехал в Хакни к Ленноксам.