Дмитрий Федотов - Однажды в Париже

Анри не знал, что Бийо, которого часто приглашали в Пале-Кардиналь, исчез. Но, если сбежал, вполне мог свою обиду на Париж выместить стихотворным образом. И наверняка найдутся господа, которые станут его подзуживать: «А напишите-ка, мэтр Адан, еще куплетик, а давайте вместе посмеемся над стареньким кардиналом, которому все еще неймется!..»

— Есть еще одна особа, которая по зловредности затмит и салон де Рамбуйе, и салон де Ланкло, и всех прихлебателей королевы-матери, — помолчав, сказал отец Жозеф. — Шевретта… Не понимаю, как только ее духовник дает ей после исповеди отпущение грехов?!..

— Да, святой отец, — согласился де Голль. — Наслышан про эту даму. Такая может заплатить любому поэту…

— И отнюдь не деньгами, сын мой! Как же наша молодежь до сих пор не поймет, что постель Шевретты — прямая дорога в тюрьму, в изгнание или на эшафот?..

В эту минуту в боскет неожиданно заглянул юноша лет четырнадцати в костюме пажа, увидел отца Жозефа и часто-часто заморгал.

— Простите, святой отец, — пробормотал, кланяясь.

— Вас прислали за мной, Франсуа?

— Нет, святой отец, — ответил паж кардинала. — Мы все ищем кота. Его высокопреосвященство приказал, чтобы без кота не возвращались.

— И кто же пропал? — осведомился капуцин.

— Портос, святой отец. Этого кота в прошлом году господин де Пейрешем привез в подарок его высокопреосвященству из Московии. Все время убегает…

— А! Помню: огромный пушистый зверь дымчатой масти… Нет, дитя мое, здесь кот не появлялся. Ищи его в других местах. Итак, господин лейтенант, вам осталось только получить деньги на расходы и расписаться в ведомости, — заключил отец Жозеф, поднимаясь и потирая поясницу.

— Святой отец, — собравшись с духом, сказал Анри, — не сердитесь, но… я вряд ли смогу выполнить столь деликатное поручение. Меня не примут в отеле Рамбуйе — я не герцог и не стихоплет. А в салоне мадемуазель де Ланкло я тоже, пожалуй, буду нежеланным гостем, ибо не гожусь в любовники этой девице.

— Отчего же? Этот грех я вам отпущу, — серьезно ответил капуцин.

Анри был не слишком высокого мнения о своей внешности. И отчасти прав: рядом с Эженом де Мортмаром, например, статным и кудрявым от природы, он проигрывал. Всякий раз, собираясь в гости, де Голль приказывал своему старому лакею Бернару разогревать щипцы для завивки. Он пробовал на ночь накручивать волосы на папильотки, как делали многие гвардейцы даже в его роте, но всякий раз ему снились кошмары. Анри страшно не высыпался и в конце концов оставил эту затею.

— Я не знаю, под каким предлогом заявиться и к той и к другой, — честно признался де Голль.

— Хм, предлог?.. Предлог я вам найду! Пока что исполняйте свои обязанности. Через пару дней получите от меня указания, — распорядился отец Жозеф. — И вот что, сходите-ка на представление в «Бургундский отель». Труппа его кичится покровительством его величества, а дураки-актеры вполне могут сочинять гадкие песенки… Им мерещится, будто его величество не в ладах с его высокопреосвященством. Так что они могут объявить свою личную войну кардиналу — с них станется…

— Как вам будет угодно, святой отец, — поклонился Анри и направился в кордегардию — пора было заступать на дежурство по Пале-Кардиналь.

Жюльен Барре любил свое дело. Оно досталось ему по наследству от отца, а тому — от деда. Три поколения Барре упорно совершенствовали свое искусство, пожалуй, самое тонкое и изощренное из всех известных людям, — искусство создания запахов. Дед Жюльена, Этьен, был подмастерьем у самого Рене Флорентийца, державшего лавку на мосту Михаила Архангела и снабжавшего пол-Парижа духами и косметикой. А когда Флорентийца, в конце концов, уличили в отравлении младшего сына герцога Анжуйского и под вопли и улюлюканье толпы сожгли на Гревской площади как колдуна и черного мага, Этьен быстренько перебрался в квартал Святой Женевьевы, прихватив большую часть «душистого наследства» мэтра Рене. Уже через год лавка благовоний и духов мэтра Барре приобрела известность среди зажиточной части парижан. Несколько позже, при кардинале де Гизе, мэтр Этьен Барре был обласкан высочайшей милостью и стал получать заказы от королевского двора. Потом прибыльное дело унаследовал отец Жюльена — Поль Барре. Он тоже прослыл мастером своего дела и даже возглавлял одно время цех парижских парфюмеров.

И вот теперь мэтром Барре уже не первый десяток лет величали Жюльена.