Роман Белоусов - Знаменитые авантюристы

Большинство же современников воспринимало происшествие при дворе как уголовную сенсацию. Для публики, падкой на сплетни и интриги, это была своего рода увлекательная головоломка, вроде сегодняшнего детективного чтива. История о похищении ожерелья достигла далекой России, где в 1786 году, буквально тотчас после скандала, появились две брошюрки с его описанием. Однако наиболее прозорливые и демократически настроенные усмотрели в придворном скандале более глубокий смысл. Первым высказался Мирабо — граф, ставший депутатом третьего сословия. Он назвал дело об ожерелье «прелюдией к революции». Его мнение позже разделяет Гёте и Карлейль, проявлявшие интерес прежде всего к политической стороне события. У Гёте этот интерес воплотился в комедию «Великий Кофта», Томас Карлейль напишет историческое эссе «Бриллиантовое ожерелье»; отведет он этому факту место и в своей «Истории французской революции».

Нашумевший на всю Европу процесс задел воображение и друга Гёте Шиллера, послужив толчком к написанию в 1789 году романа «Духовидец». Братья Гонкуры изложили скандальное дело в своих исторических очерках, а для Дюма оно послужило основой сюжета романа «Ожерелье королевы». Автору не пришлось ничего выдумывать, требовалось лишь поднять на котурны приключенческой романтики подлинный жизненный случай.

Что же, однако, произошло при дворе Людовика XVI в 1784 году, ровно за пять лет до того дня, когда Бастилия спустила свои висячие мосты, сдавшись восставшему народу?

Справедливо сказано, что в центре подлинной комедии всегда стоит женщина. В деле об ожерелье ею оказалась дочь разорившегося дворянина и опустившейся служанки. В семь лет, после смерти отца, брошенная матерью, Жанна стала бродяжкой. Нетрудно представить, какая ее ожидала судьба, если бы не случай. Выпрашивая на улицах милостыню, девочка обращалась к прохожим со словами: «Умоляю о милосердии к бедной сиротке из дома Валуа». Прохожие, занятые своими делами, вечно куда-то спешащие, не придавали значения словам ребенка. Но вот однажды их услышала маркиза Буленвилье. «Как, эта попрошайка — отпрыск королевского рода?!» Встреча с сердобольной маркизой в одночасье изменила судьбу нищенки. Самое удивительное, что Жанна, законнорожденная дочь Жака Сен-Реми, браконьера и пьяницы, действительно потомок Генриха II Валуа.

Благодетельница помещает девочку в пансион, затем в монастырь Лоншам для девушек из аристократических семей. Аббатство располагалось неподалеку от Парижа на берегу Сены и считалось одним из самых достойных в королевстве. Обитель сию основала в середине XIII века Изабелла Французская, которая и была ее первой аббатисой. В специальной книге, хранящейся в монастыре, значилось более тысячи имен тех, кто воспитывался когда-либо здесь, в том числе и такие знаменитости, как принцесса Бланш де Франс, дочь Филиппа Длинного, вторая принцесса Бланш де Франс, дочь Людовика Святого, принцесса Жанна Наваррская, дочь Филиппа, короля Наварры, Катарина Верденская, любовница Генриха IV, и многие другие.

Чрезвычайно строгий устав ордена Святой Клариссы, к которому принадлежали обитательницы Лоншама, был по настоянию Людовика Святого изменен буллой папы Урбана IV, и воспитанницы монастыря, так называемые «клариссы», стали именоваться урбанистками.

Режим здесь отличался особой строгостью, о чем поведал Дидро в своем знаменитом романе «Монахиня», героиня которого (у нее был подлинный исторический прототип), не выдержав издевательств и потеряв всякую надежду вырваться на свободу, пытается спастись бегством.

Очень скоро и Жанне наскучило наблюдать сквозь монастырскую калитку бьющую ключом жизнь по ту сторону ограды. Преодолев ее, Жанна оказалась на свободе. Путь ее лежал в родной Бар-сюр-Об. Сначала по реке на судне добирается она до Ножана, оттуда на дилижансе до небольшого городка, где рассчитывала в первое время обосноваться. Здесь она встречает Никола де ла Мотта — жандармского офицера из роты бургиньонцев. (В то время существовало десять жандармских рот, из которых первые четыре — шотландцев, англичан, бургиньонцев и фламандцев — находились непосредственно под командованием своего капитана — короля.) Ла Мотт был чуть ниже среднего роста, с довольно непримечательной физиономией, но весьма бравого вида, который придавал ему жандармский наряд, украшенный золотыми и серебряными галунами. На голове шляпа с большой белой кокардой, на плечах манто из ярко-красного драпа на красной же саржевой подкладке, подбитое светло-желтой оторочкой. Особыми талантами он, пожалуй, не отличался, если не считать склонности играть в комедиях. Он разыгрывал сценки с Жанной и, по ее словам, давал ей уроки декламации.

Читать дальше