Алексей Витаков - Проклятие красной стены

— Давай, милая, разойдемся с миром!

Савва не ощущал собственного тела. Оно задеревенело настолько, что, казалось, вот-вот начнет скрипеть, подобно древесному стволу, от порывов ветра.

Наконец волчица отступила на полшага и снова застыла, проверяя: что будет делать человек. Потом еще полшага, не расслабляя ощеренной пасти.

— Иди, милая. Не нужна ты мне! Иди ужо потихоньку!

И зверь как будто услышал его. А может, почуял плач своих детей, так, как могут чуять только матери.

— Вот и ладно. Ступай с Богом!

Савва выдохнул и распрямился, видя, как зверь стал пятиться. Какое-то время он еще напряженно вглядывался в густой ельник. Прислушивался, не решаясь снять с руки веревку и убрать нож. Но когда в лесу с треском рванулся глухарь, понял, что опасность миновала. Зверя он больше не интересовал.

Резко развернувшись лицом на восток, он пошел прочь от этого места. Ветки лупили его по щекам, лохматили одежду, занозили руки. Но он не чувствовал боли, потому как вспомнил, что заблудился и куда идти, не знает! И уже близится вечер, а он без крова, огня и пищи.

Неожиданно открылась старая делянка. Когда-то отсюда брали лес. Но очень давно. И брали правильно, рубили низко, а потом пни закладывали мхом, чтобы земля не выглядела уродливой. Чтобы зарастала снаружи и перебарывала изнутри. Савва приободрился. Если делянка, значит — люди. Пусть их здесь давно нет. Пусть делянка старше его отца, но — люди. Они были тут когда-то, а значит, можно прикоснуться к тому, что их окружало. И от этого сразу легче. Не так все беспросветно. Савва посмотрел на солнце, которое уже касалось макушек деревьев, и решил заночевать здесь.

Еще одна ночевка без огня — совсем беда! Но есть старое правило всех лесорубов и охотников. Молодой человек начал быстро обходить делянку, высматривая то, без чего нельзя долго просуществовать.

Обычно котому оставляют возле приметной сосны. Так и есть. На корявом толстом суке висел небольшой мешок. Точнее, то, что от него осталось. Прошло слишком много времени с тех пор, как отсюда ушли люди. Ткань котомы почти истлела, и содержимое, годное в пищу, давным-давно досталось зверю и птице. Днище мешка зияло черной дырой, горловина, перехваченная тесьмой, того и гляди, рассыплется в прах. Еда, конечно, очень важна, но еще важнее другое. Савва опустился на колени и стал судорожно ощупывать мох, который причудливым ковром покрывал всю поляну. Ему всегда казалось, что именно так и выглядит вся земля, покоящаяся на трех китах, пред очами Бога, что сидит где-то на высоком облаке.

Чем ищешь, тем и находишь, как говорится. Колено почувствовало что-то твердое. Савва приподнял мох и увидел то, что искал. Огниво. Закат еще держался, хоть и из последних сил. К первой звездочке у Саввы затрещал огонек, поигрывая опавшими сухими веточками. Он быстро наломал дров, натянул веревку между двух сосенок, чтобы от нее повести навес, который должен послужить защитой со спины. На ходу, не отвлекаясь от работы, он набивал рот брусникой и черникой, пока не замутило, поскольку нельзя есть так много ягод натощак.

Тут он вспомнил об убитом волке. Все ж мясо! Сделал несколько шагов, освещая путь горящей веткой, но передумал. Темень спустилась резко, как это всегда бывает осенью в тайге. «Потерплю ужо! Ишь, вон как бывает-то, парень!» Нарезал лапника, стараясь далеко не отходить от света, выгреб из костра угли и золу, рассыпал под навесом и накрыл лапником. Получилась вполне теплая постель.

В животе неистово бурчал дракон, недовольный ужином из одних ягод. Под сердцем шевелился мохнатый зверек страха. Перед закрытыми глазами проносились жуткие видения, в которых огромная, в полнеба, черная птица била крылами, держа в изогнутом клюве его отца. Отец что-то кричал. Но слов не слышно. Видна только черная яма распахнутого в беззвучном вопле рта. Еще руки, безвольно повисшие, словно ветви плакучей ивы над речкой.

Между явью и сном — только промельк. А в нем порой столько, что и за всю жизнь не придумаешь.

Проснулся от того, что мелкий, но назойливый дождь вовсю лупил по навесу, бесстыдно проникая сквозь бреши, да и просто залетая пригоршнями внутрь одностенного жилья.

— Ну, поганец! Чтоб тебя! — ругался Савва, пытаясь отмахнуться от капель, как от мух.

Не хотелось вставать. Но когда-то отец научил его не поддаваться соблазну ничего не делать, если оказался один на один с силами леса. «Как бы тебя ни крючило, как бы ни клонило в дрему, оттого что ослабел, всегда вставай. Гони кровь по жилам! Вовремя не встанешь — уснешь навеки!»