Юрий Шестера - Наследник поручика гвардии

— Систематическая ошибка, Иван Кузьмич, — пояснил Писаревский.

— Не понял вас, Федор Степанович? — озадаченно посмотрел Зацаренный на командира «Минера».

— Дело в том, что обе пусковые установки устанавливали одни и те же люди. Ведь так, Иван Кузьмич?

Тот утвердительно кивнул головой.

— И если на одном из катеров ими была допущена ошибка, то точно такая же была допущена и на другом.

— Лучше бы эти самые люди не допустили ошибок, тогда бы этот самый «Махмудие» уже бы давно булькал на морском дне! — гневно воскликнул командир «Чесмы».

— Так ведь в число этих самых людей, как мне помнится, входили и мы с вами, Иван Кузьмич, — усмехнулся Писаревский. — Чего же тогда на зеркало-то пенять?

Зацаренный с досады только махнул рукой.

— Не надо так расстраиваться, Иван Кузьмич! — заметил Макаров. — Мы ведь еще только учимся. К сожалению, правда, пока что на своих же ошибках, — посетовал он.

— Должен отметить, Степан Осипович, — заметил уже отошедший от досады Зацаренный, — что на корпусе «Минера» и на его трубе обнаружено множество вмятин от попавших в него пуль. Может быть, есть необходимость отметить и этот факт в нашем акте?

Макаров улыбнулся:

— Это излишне, Иван Кузьмич. Тем не менее большое спасибо за ваше замечание. Я непременно упомяну о нем в докладной записке главному командиру Черноморского флота о результатах нашей атаки на Батумском рейде, — он заметил, как зарделось лицо лейтенанта Писаревского, командира «Минера». «Доволен, конечно, что о его ратных делах узнает не только вице-адмирал Аркас, но и штабные офицеры. Но еще более удовлетворен тем, что теперь я не смогу упрекнуть его, что он-де не смог атаковать турецкий броненосец», — подумал капитан-лейтенант. — А сейчас, — распорядился он, — оформите акт и схему надлежащим образом в двух экземплярах и представьте мне для направления их главному командиру Черноморского флота и на экспертизу в отдел минного оружия Морского технического комитета.

«Надо только, — решил Макаров, — в сопроводительном письме в комитет не забыть указать то обстоятельство, что учебных пусков торпед — ввиду якобы их дороговизны — по решению командования не проводилось. А уж Петр Михайлович с его светлой головой найдет способ, как наилучшим образом использовать это обстоятельство. Ведь в конце-то концов именно поэтому турецкий броненосец, стоимость которого совершенно несоизмерима со стоимостью нескольких торпед, и не был подорван».

Хотя торпедная атака на Батумском рейде и не привела к материальному ущербу противника, зато моральный эффект от очередной атаки русских был огромен. В Турции усилились нарекания на бездеятельность флота.

В Англии же особую сенсацию вызвало применение русскими самодвижущихся мин Уайтхеда. В связи с этим, а больше для успокоения общественного мнения, в английской газете «Таймс» была напечатана статья адмирала Гобарт-паши, в которой тот утверждал, что турецкий флот давно готов сразиться с русскими, но те, мол, всячески избегают встречи с ним. И даже «поповки» с их сильным вооружением и мощной броневой защитой якобы боятся турецких кораблей.

Несостоятельность этого заявления опроверг в той же газете известный английский корабельный инженер Рид. Он писал: «Вызову Гобарта я не могу не удивляться. Сидя на могущественном мореходном броненосце, имея под командой еще несколько таких же, Гобарт-паша спрашивает, почему русские не высылают против него своих “поповок”; мне кажется, на такой вопрос ответ до крайности прост, так как всему миру известно, что “поповки” выстроены только для оборонительной службы в мелководных местах… Неприятель, горящий желанием отличиться, обыкновенно повсюду ищет своего противника, а не ожидает, что он, отвечая на вызов через газеты, выйдет и подвергнет себя верному уничтожению».

В Петербурге, разумеется, знали об этой развернувшейся в печати дискуссии, и Макаров, главный ее «виновник», за боевую активность — с учетом заключения Морского технического комитета о причинах неудачной атаки на Батумском рейде — был досрочно произведен в капитаны 2-го ранга. «Как же так? — недоумевал Степан Осипович в частном письме Петру Михайловичу. — Прошло всего лишь три месяца, и надо же — опять досрочное производство, уже в чин капитана 2-го ранга!» — писал он, хотя и не был лишен честолюбия.

Однако его подчиненные были в восторге. Ведь тем самым отмечались и их боевые заслуги! А тут подоспел и высочайший указ о награждении мичмана Павловского орденом Станислава III степени с соответствующим производством его в лейтенанты. Владимир Спиридонович, не знавший о представлении его к награждению, был приятно ошеломлен и недоумевал по этому поводу не меньше. Зато его «духи» ходили героями!