Курсант разворачивает самолёт. Докладывает:
— Курс сто девяносто!
Под ними небольшой аул. Слева по курсу и далеко впереди показалась ровная, как стол, поляна. Там полигон. А через минуту неясно угадывались очертания большого и малого круга.
— Разворот на боевой!.. — докладывает курсант. И заводит машину на цель.
Лейтенант доволен. «Заморыш, а поди ж ты… какая власть в голосе! — идут стороной мысли, а глаза зорко следят за стрелкой компаса и высотомера, — И скорость выдерживает заданную».
Впереди чётко рисуются круги — большой, малый… И в центре малого круга крест, и даже столбик в перекрестье курсант видит. И видит, как столбик плывёт под нос самолёта, пропадает в дымчатом круге пропеллера…
— Так держать! — спокойно, размеренно командует сам себе курсант. И тут машина вздрагивает… Это бомба, оторвавшись от замка, начинает свой полёт к цели. Пряхин кладёт самолёт на крыло, описывает дугу над целью. Смотрят на землю. И видят, как летит бомба, уменьшаясь в размерах. Вначале кажется, что бомбу сбросили рано, она ляжет с большим недолётом, но потом видят её над кругом — вначале над большим, потом чёрной точкой она несётся к малому… И тут пропадает, словно растаяла. Секунда, другая… — взрыв! В самом центре пересечения усов, — в самом–самом. Дым от взрыва отнесло ветерком, и лейтенант, и курсант видят на месте взрыва пятно с неясными очертаниями. Пытаются разглядеть столбик, обозначающий центр полигона, — его не видно. «Неужели в столбик?» — думает лейтенант. А курсант уже выполняет очередной манёвр. Сбрасывает и вторую, и третью. Вторая попала в большой круг, а третья снова легла близко к перекрестью.
— Молодец! — крикнул инструктор в переговорное устройство. — Хорошо отбомбил!
Хотел сказать: «столбик разбили», но нет, конечно, в столбик ещё никто не попадал. А если бы такое случилось, фамилию курсанта выбили бы золотом на мраморной доске и поместили бы эту доску на видном месте — в память о снайперском попадании. Таков был приказ первого начальника авиашколы.
«Ну, Пряхин! Снайпер!..» — качал головой инструктор, поглядывая в зеркало на курсанта, который, как и следует пилоту, зорко оглядывал небо, землю, докладывал:
— Слева — самолёт. Наш. Пошёл на полигон…
И через пять–десять секунд:
— УТИ‑2… — Справа по курсу — станция Шалт — Махал, до поворотного пункта две минуты полёта.
— А слетаем на море! — кричит инструктор. — Ну! Курс на Махачкалу!
Пряхин слышал, что Чудайкин в награду за отличные действия курсанта в воздухе иногда разрешает слетать к морю. Ему такое счастье не выпадало.
Вдали, на горизонте курсант уж различал синюю полосу… Она все резче обозначалась и вот уже ясно чеканилась на земле, плавно выгибаясь и теряясь в синей дымке воздуха, и сверкая россыпью отражённых солнечных лучей.
Высотомер показывал 1500, скорость — 260, стрелки подрагивали, но держались ровно. Хорошо бы, конечно, заложить разворот, пойти на снижение, а то ещё и в пике, но нет, по учебному плану у них полёт по горизонтали.
Под крылом море… Далеко вперёд метнулась ослепительная россыпь солнечных бликов, в глазах рябит… Гребни волн пенятся, — вода словно закипает. И нет конца морю. И кажется Пряхину — самолёт валится в зелёную бездну…
До боли в пальцах сжимает ручку управления… Шарик горизонта на нуле, — самолёт идёт в заданном режиме.
— Левый разворот! — командует инструктор. И касается пальцами ручки. Вдруг не справится! Но нет, машина и на развороте идёт уверенно.
«Вышли на сушу». Справа показалось большое селение. Пряхин взглянул на карту. И мысленно провел линию до ближайшего ПП — поворотного пункта. Доложил инструктору. И тот, покачав головой, сказал: «Молодец, — ну, штурман!.. И лётчик из тебя выйдет хороший, и штурман».
До самого КПМ — конечного пункта маршрута, Пряхин выполнял две роли — штурмана и пилота. И нигде не выбился из режима.
На аэродроме к обеду все уже знали о результатах бомбометания, не сообщили сведений с полигона только об одном курсанте — Пряхине. «Странно, — думали командиры, — что же там случилось?»
Спрашивали у Чудайкина: бомбы сбросили?.. Чудайкин отвечал: «Все три бомбы в кругу. А одна… вроде бы в самый центр угодила».
Звонили на полигон. Оттуда отвечали: «Послали комиссию. Выяснит — доложим».
«Комиссия? Что за чертовщина?.. Случались, конечно, и раньше всякие неясности, но чтобы создавать комиссию? Новость какая–то!»
Ничего не узнали и вечером, когда приехали в школу. И только утром следующего дня Пряхина вызвали в УЛО — учебно–лётный отдел. Тучный, с двумя подбородками майор, начальник УЛО, не торопился задавать вопросы. Пряхин стоял на ковре в положении «смирно», а майор, смачивая языком палец, листал страницы личного дела курсанта. Неспешно и будто бы нехотя говорил:
Читать дальше