Иван Дроздов - Покоренный атаман

Домкраты выбросили вперед штоки — ими будет прижиматься к пласту режущий орган струга. Резиновые шланги висят, словно серьги. В глубине призабойного пространства время от времени ухает обвалившаяся порода. А кругом, куда ни нацелит Евгений луч фонаря, — металлические тумбы.

Сыч уже приблизился к Селезневу и хотел окликнуть его, но тут по лаве раздались голоса: «Береги–и–сь!.. Включа–а–ем!..» Евгений приподнялся, посмотрел вверх. Лава молчала. Потом в один миг что–то загремело, заскрежетало.

Заработал струг.

В ту же минуту над самым ухом раздался голос Селезнева:

— Уголь пошел! Видите?..

Да, Сыч видит, как «пошел» уголь. Против обыкновения, Евгений ничего не пишет. Он даже забыл о блокноте. Зато в памяти его запечатлевается каждая деталь.

Из глубины лавы донеслось:

— Разрешите включить электронику? Кто–то крикнул сбоку:

— Александр Петрович! Пусть поработает без электроники. Потом сравним…

«Кто же это может быть? — подумал Сыч о говорившем. — Наверное, представитель совнархоза или из обкома…»

Селезнев подполз к телефону, подал наверх команду:

— Включить электронику! И почти тотчас грохот в лаве усилился. Евгению почудилось, что и тумбы заходили, и даже свет ламп, растекавшийся по лаве, замигал на глянцевых полях забоя.

Селезнев обнял стойку, сидел, не шевелясь. Впрочем, в позе его Сыч заметил и тревогу. Да, да, тревогу. Селезнев чего–то опасался, его что–то тревожило.

Сыч, подвигаясь боком, точно краб, приблизился вплотную к Селезневу.

— Как электроника — рубит уголек, а?..

— Крепко жмет.

Снизу, сотрясая лаву, приближался струг. Тяжелая плита, вгрызаясь в пласт, валила глыбы угля на транспортер.

— Смотри, какая скорость! — показал Селезнев на цепь, натянутую, как струна. «Да, струг идет быстро», — подумал Сыч, — почти как плуг за трактором. Но он верил: электронная машина «знает» предел прочности. Она загружает все механизмы до отказа, не дает им работать с прохладцей. Точный расчет! В том и сила электроники».

Первым в откаточном штреке начальника шахты встретил горняк, подгребавший из–под колес вагонов просыпавшийся через край уголь. Он едва управлялся. Путая украинские слова с русскими, ворчал:

— Хай она сгорит, бисова электроника! Сыплет уголь, як с горы каменюки!..

Сыч достал из кармана блокнот и сделал запись — первую за все время пребывания в лаве: «Сыплет уголь, як с горы каменюки!..»

1

Борис Ильич пришел на работу рано. На столе в массивной желтой папке лежала верстка книги, присланная из Москвы. В десятый раз прочитал слова на титульном листе: «Малогабаритная электронно–вычислительная машина для горных предприятий». Вверху — «Б. И. Каиров, профессор, доктор технических наук, член–корреспондент Академии наук, лауреат Государственной премии».

«Судиться не станет, — со смутной тревогой подумал он о Самарине. — Нет, нет, этому медведю не придет в голову».

Из карманчика портфеля достал телеграмму от Соловья. Тот сообщал о предварительном согласии председателя назначить Каирова директором создающегося в столице научно–исследовательского института Горной автоматики.

С тех пор дни в лаборатории потекли веселее. Слух о предстоящем назначении Каирова распространился с быстротой электрической искры. Кто–то к этому слуху присовокупил известие — он сам это слышал — о скором избрании Бориса Ильича действительным членом Академии наук. И еще добавлял, что квартиру Каирову готовят где–то на Ленинских горах в специальном особняке.

В лаборатории все переменилось. Лица многих сотрудников засветились надеждой: может, и меня возьмет Борис Ильич в столицу!..

Телеграмму Соловья Каиров поместил на своем письменном столе под стеклом на самом видном месте. Даже в те часы, когда в кабинете собиралось много народу, он подолгу останавливал на ней взгляд.

Проворнее забегал по коридору Папиашвили. Он чувствовал себя героем, именинником. Как же! Книга, над которой так много потрудился Леон, выходит в свет.

Но особенно переменилась Инга Михайловна Пришельцева. Придя на работу, она уже не проскальзывала в дверь, как прежде, а останавливалась у входа в институт, закуривала и стояла минут пять–десять сначала одна, потом с кем–нибудь из подошедших «автоматиков». Мимо нее проходили сотрудники института. И каждый, уважая ее возраст, здоровался с Пришельцевой. Одним она кивала головой, другим сдержанно улыбалась, третьих — о, третьи относились к особой категории, — их Инга Михайловна видела, но не замечала, и, когда «третьи» проходили мимо, Пришельцева поспешно затягивалась папиросой, нервно поводила тонкими ноздрями, из ее желтых потускневших глаз струился холодок неприязни.