Альфред Нейман - Дьявол

– Но вы могли бы все-таки устроить его арест? – спросил посетитель.

Оливер взглянул на него с удивлением:

– Неужели вы столь мелочны или все еще столь недоверчивы, сударь, что требуете от меня подобного доказательства? Разве такой примитивный навет, который в наше время удался бы любому школьнику, может возвысить меня в ваших глазах?

Жан де Бон остановился и стал смотреть на дубовый стол, отделявший его от Оливера. Он искал слов, не глядя на собеседника.

– Конечно, нет, мейстер, – сказал он наконец раздумчиво. – Что нам за дело до этого маленького кляузника? Но весьма возможно, что мы заинтересованы в том, чтобы вы заняли официальное положение в городском совете; положение это вы, конечно, можете занять, не вызывая ничьих подозрений, в качестве лояльного и ревностного гражданина; это было бы полезно для нашей политики, причем в случае опасности вы всегда могли бы удалиться к нам.

Оливер протянул руку и прикоснулся своими длинными, тонкими пальцами к рукаву королевского посланца, который вздрогнул от этого прикосновения.

– Смею ли я, – сказал он с тонкой усмешкой, – просить вас честно ответить мне: эта мысль – ваша или короля?

Он подождал с минуту; когда же увидел, что собеседник не может побороть своего недовольства, заговорил приветливо и с приятными жестами:

– В таком случае простите мне мой вопрос, сударь, и послушайте, почему королю, по моему мнению, не могла прийти в голову подобная мысль. Ведь если политика нашего города стала бы еще активнее с точки зрения французских интересов, а я явился бы открытым ее проводником, то через шесть недель или шесть месяцев герцог приказал бы меня четвертовать на нашем еженедельном базаре или же на Большой площади в Брюсселе. Цепи общественной должности оказались бы слишком тяжелыми, чтобы в нужную минуту я мог улететь во Францию; к тому же если бы побег и удался, то громкая слава бежавшего мэра стала бы роковой для будущего королевского брадобрея, который должен точить свои бритвы втихомолку. Таким образом, вам следует понять, сударь, – прибавил он, тихо и насмешливо улыбаясь, – что король прав, ибо представители теперешнего магистрата благодаря их политике, которую я им внушаю, могут в один прекрасный день оказаться в подземной темнице и умереть там естественной смертью. Что же касается меня, то в нужную минуту я всегда буду иметь достаточно времени, чтобы без шума исчезнуть и очутиться во Франции; в том же случае, если король не захочет меня принять, я могу бежать в Анжу, Кастилию, Милан, Венецию или Флоренцию, где мой талант встретит должный прием.

Тут Жан де Бон взволнованно ударил кулаком по столу и нагнулся к Оливеру:

– Значит, вы полагаете, что ваша проделка не упрочила независимости Гента и что герцог, освободившись, снова изменит создавшееся положение?

– Конечно, он попытается это сделать, – отвечал Оливер хладнокровно, – конечно, он будет иметь успех, конечно, город будет опять и опять бунтовать.

Он посмотрел на придворного серьезным взглядом и продолжал:

– Все это дешево стоит, сударь, и король, несомненно, знает, что в политических превратностях нет ничего окончательного. Мое призвание – будоражить массу, чтобы она не стала ручной; быть же ее организатором не моя специальность.

– Как долго будет герцог задержан? – спросил посетитель.

– Самое большее неделю, если город не захочет опять войны, а он ее не захочет.

– Не больше как неделю, – задумчиво повторил посетитель, – а потом он опять на свободе?

Снова наступило молчание. Жан де Бон подошел к окну и стал барабанить по свинцовому переплету темных рам. Оливер наблюдал за ним с крайним напряжением. Потом, как бы не в состоянии выдержать дольше, он подошел вплотную к посланцу. Тот повернул голову и уставился прямо в лицо мейстеру. Его плечо при легком повороте коснулось руки Оливера.

– Какой вопрос, какой еще вопрос короля у вас в запасе, мессир де Бон? Какой злодейский вопрос?

Мессир Жан смотрел на него как заколдованный, кровь бросилась ему в голову. Оливер отступил на шаг и вымолвил серьезно:

– Передайте также королю и следующее: если какой-нибудь аркебуз – а я, я мог бы сунуть таковой в руку Даниеля Барта – в удобный момент застрелил бы герцога, то в ту же минуту мой подмастерье, к которому я привязан, моя жена Анна, которую я люблю, и я, чья смерть будет иметь плохой оборот для короля, – все мы повисли бы на двускатной крыше Бельфрида. Но эта искупительная жертва не спасла бы город от гибели. Если короля, что весьма возможно, не смущает смерть ста тысяч людей за одну эту смерть, то ведь должен же он согласиться, что мне-то не безразличен вопрос о моей жизни, о жизни моей Анны, моего подмастерья, а пожалуй, и вопрос о существовании моего города! Час герцога еще не пробил; судьба не уготовила великому королю столь легкого успеха.