–Сегодня суббота! Шестое февраля! – крикнул Семён.
–Почему? – Пётр Ослядюкович уже убегал к провалу.
Семён посмотрел за спину – к стенам подошли булгары, готовые отбивать натиск. Он узнал Адавлета – измученного, больного.
–Адавлет!
Булгарский князь поднял голову, сразу узнал Семёна, замахал рукой.
–Идут! Идут! – пронеслось по стенам, и тут же новые удары глыб сотрясли стены.
Лучники заработали, в бешенном ритме опорожняя колчаны. Но, вдруг, луки опустились.
Из дыма, укрывающего округу, ко рву вышли кричащие, плачущие толпы пленников. Каждый нёс вязанку хвороста. Они начали забрасывать ров.
Защитников сковало оцепенение.
–Что смотрите?! – заорал Пётр Ослядюкович. – Поджигай хворост!
Со стен в хворост полетели факелы и обмотанные горящей паклей стрелы. Но хворост чадил и не загорался.
–Они бросают мокрый лес! Они полили его водой! – кричали лучники.
–Стреляйте по людям! – иступлёно заорал Пётр Ослядюкович.
Пленники завыли в голос, татары хлестали их плетьми, торопя, но со стен вновь обрушился град стрел. Русские убивали русских. Пленные падали, но татары гнали всё новых и новых, и ров у пролома неумолимо заполнялся.
С визгом татары кинулись в пролом. С обратной стороны скопилось несколько тысяч защитников. Отчаянная рубка не прекращалась до ночи.
В морозной темноте татары отступили.
Воины изнемогали от усталости, голода и жажды. Многие ушли со стен отдыхать. Семён хотел найти Адавлета, расспросить об отце, но не найдя, уснул у тлеющих останков избы.
Пожары полыхали в разных частях города. Пороки работали всю ночь, обвалив стены в нескольких местах Нового города, в темноте хашар заваливал рвы.
Пётр Ослядюкович ушёл к князьям. В Успенском соборе шла служба – Митрофан постригал княгинь и князей в монахи.
–Примем кару господнюю! Смирение к гневу господа нашего, посланного за грехи наши, даст нам искупление!
Семён, вдруг, открыл глаза и сел – он промёрз до самых костей. Вверху висело чёрное небо, но из-за дыма не было видно звёзд. А на стенах уже яростно ревели, звенел металл, толпились люди – татары лезли в проломы.
Откуда-то вынырнул изумлённый Микула с двумя мечами в посиневших от холода руках.
–Ты не ранен? Рукавицы утерял, пальцы не сгибаются, вмёрзли в рукоятки. Пожрать бы чего.
Семён сбросил оцепенение, выхватил меч из ножен, и побежал к пролому у церкви Спаса за «Золотыми» воротами – там отступали булгары, под градом ударов напирающего врага.
Небо стремительно светлело. Было тепло от горящих домов. Семён рубился в тесноте, потом уступил место копейщикам. Он не успел перевести дух, как русские, крича и матерясь, побежали от стен – татары ворвались в город со стороны Лыбеди, через проломы у Ирининых и Медяных ворот, а с юга – через провалившиеся Волжские ворота.
Бой кипел в пожарище, но большинство защитников бессмысленно бегали, словно сойдя с ума.
–Где воевода?! Где?! Где князья?!
Все метались испуганным стадом. Вокруг уже было полно конных врагов.
Семён бросил рубиться и кинулся к валам Среднего города – там можно было задержать татар. Солнце тускло светило в зените – полдень. На валах никого не было. В воротах толпились убегающие. Семён продрался в Монахов город, побежал по улицам, миновал площадь у открытых ворот детинца – в Рождественском монастыре выли в голос. Ему навстречу неслись конные дружинники. А в голове было одно – спасти Наталью! Она в усадьбе Петра Ослядюковича, её нужно успеть спрятать за каменными стенами детинца.
Запыхавшись, он остановился у запертых ворот усадьбы, застучал ногами и руками.
–Наташа!!! Наташа!!!
Она выскочила в распахнутой шубе, без платка. Глаза горели испугом.
–В детинец! Быстрее! Татары в городе.
Семён схватил за руку, потащил. Бежали, что есть силы.
–Где отец? Где брат?
–В детинце все! – кричал он.
Они оказались на площади – татары неслись мимо, рубя встречных, в посад, в распахнутые ворота детинца. Семён в бессилье остановился. Наталья завизжала.
Обезумевшую толпу дружинников татары сжимали кольцом.
Всадники проволокли по улице зарубленных Всеволода и Мстислава. В двери Успенского собора, где укрылись княгини, вотчинники, воеводы и священники, татары долбили тараном, но подъехал спесивый татарин, закричал, воины отхлынули, засуетились, начали обкладывать брёвнами, хворостом, досками. Подожгли. Плач и пение в церкви усиливались.
Семён вертел головой, держа меч и нож наготове. Спиной чувствовал дрожащие руки Натальи.
Читать дальше