Виктория Дьякова - Псевдоним «Эльза»

– Но ведь Ирина в Крыму, – возразила Маша. – Она прислала мне письмо из Ливадии. К тому же княгиня Зинаида Николаевна, матушка Феликса, она не допустит, чтобы «отвратительный монах», как она называет Распутина, переступил порог их дома.

– Зинаиде Николаевне всё известно, – ответил Гриц невозмутимо. – И ради того, чтобы старец навсегда исчез, она готова несколько дней пожить в Москве, куда и отправилась вчера вечером. Через два часа, – Гриц взглянул на часы на каминной полке, – Феликс заедет за Распутиным на своем автомобиле. Я должен быть в это время у него. Мы с Дмитрием Павловичем и Пуришкевичем будем изображать в соседней комнате гостей, которые занимают княгиню Ирину, и она не может уделить время старцу. В это время Феликс должен угостить его пирожными с приправой, – Гриц усмехнулся. – Надеемся, он накушается вдоволь, – добавил уже мрачно. – А если не подействует, будем стрелять.

– Твоя матушка княгиня Алина Николаевна знает? – спросила Маша с замиранием сердца.

– Нет, и ни звуком не обмолвись ей, – предупредил он. – Она близка с Александрой Федоровной, и хотя Распутин ей тоже не нравится, может не удержаться, скажет, чего не следует.

– Гриц, ты должен знать, – она приблизила свое лицо к его лицу, смотрела прямо в глаза, – что бы ни случилось, вплоть до виселицы, Господи сохрани, – она перекрестилась, бросив взгляд на икону, – но и такое случалось, вспомни декабристов. Ссылка, каторга, всё, что угодно. Я всё равно стану твоей женой, пусть родственники лишат меня наследства. Я последую за тобой, босая, нищая. Ты должен знать, я думаю, сейчас сказать об этом очень важно.

– Я знаю, ты – ангел, Маша, – он наклонился и поцеловал её в губы, – я не стою таких жертв. Но будем надеяться, всё обойдется. Что бы ни случилось, оставайся дома. Я дам знать, как всё решится.

За участие в убийстве Распутина князь Феликс Юсупов был сослан в имение, а князь Григорий Белозёрский – в действующую армию. Как и обещала, Маша последовала за ним, сменив драгоценные наряды на скромное одеяние сестры милосердия в госпитале. Смерть Распутина не спасла империю. Силы хаоса оказались непомерно велики, и вскоре она рухнула, а вместе с ней и вся их прежняя жизнь. Но те минуты решимости, последний проблеск света перед наступлением тьмы, сколько раз она вспоминала их в тяжёлое для себя время! Вот и сейчас само всплыло в памяти. Когда надо решиться. И она решится. Она переломит судьбу. За себя, за Григория, за всё утраченное и погубленное. Ради памяти. Ради будущего, как убеждал Густав.

Она задремала, когда макушки елей едва заметно проступили в темноте. Гулкий крик ночной птицы стих. Свеча догорела и потухла, и лишь тусклый огонёк лампады перед иконой Богородицы освещал комнату.

Обугленные ветки вишен, выкорчеванные пни яблонь, сваленные кучей и затоптанные сапогами кусты крыжовника – всё, что осталось от сада княгини Алины Николаевны Белозёрской. Поросшая травой тропинка тянется к озеру, на берегу которого – Кирилловская обитель с заколоченными окнами и сбитыми крестами на куполах. Кажется, и с расстояния хорошо видны бурые круги крови на белом камне – это расстреливали монахов, не желавших впускать красногвардейцев в монастырь. За серой сеткой мелкого унылого дождя денщик Григория Кузьма, седой как лунь, прихрамывая, тащит вязанку дров, чтобы обогреть разрушенный, разграбленный дом. В нём не осталось стекол, двери выбиты, ветер гуляет по некогда уютным, теплым, светлым комнатам.

– Отличная статья сегодня в «Ленинградской правде». Вы читали, Екатерина Алексеевна?

Жданов хлопнул ладонью по газете, развернутой на столе, отхлебнул из стакана чай с лимоном.

– Нет, Андрей Александрович, о чём там?

Она с трудом отвела взгляд от окна, от голубеющих за мокрыми под дождём чёрными стволами деревьев стен Смольного собора, творения Растрелли, закрытого большевиками.

– А вы послушайте. «Невольно любуешься доблестными бойцами Красной армии, – прочитал Жданов. – Они вооружены новейшими снайперскими винтовками, блестящими автоматическими ручными пулемётами. Нет никакого сомнения в том, на чьей стороне окажется подавляющее преимущество в случае столкновения двух миров. Наша доблестная Красная армия – самая миролюбивая, самая героическая, самая могучая, оснащенная передовой техникой, армии же продажных капиталистических правительств, которые заставляют финнов бряцать оружием, оснащены значительно хуже. У финнов же и вовсе, скажем откровенно, всё старенькое, поношенное. На большее пороху не хватает». Как? Точно подмечено, – похвалил Жданов. – Главное, хлестко, по сути.