Литта Лински - Принцесса и Дракон

– Тогда моя совесть чиста, – покончив с этой темой, Эмильенна решилась задать второй вопрос, который также подогревал ее любопытство. – И все-таки, могу ли я узнать куда мы направляемся?

– В мое имение – Монси. Это недалеко от Сен-Дени. Надеюсь, что к утру мы будем уже на месте.

– Думаете, что в имении вы будете в безопасности? Разве вы не сказали, что вся страна охвачена войной и мятежом.

– Как ни странно, по этому вопросу, мое мнение совпадает с вашим – на территории Франции мы нигде не будем в безопасности. Но пока я не вижу другого пути. Сейчас мы едем в Монси, а там видно будет.

После этого установилось молчание. Теперь они ехали в более спокойном темпе, чем в начале путешествия. Бешеная гонка до заставы и на протяжении нескольких лье от Парижа осталась позади. Благодаря этому, Эмильенна могла позволить себе любоваться расстилающимся перед ней пейзажем. Солнце уже село, хотя было еще достаточно светло. На светлом небе еще видна была полоса заката – удивительное сочетание розового, желтого и серого цветов. Деревья постепенно из темно-зеленых становились серыми и приобретали таинственные очертания, а окружающие луга застилал туман. Здесь, вдали от Парижа, вдыхая вольный ароматный воздух лесов и полей, Эмильенна, отдыхала душой и в отсутствии других радостей, наслаждалась поэтичной сумеречной красотой, окружавшей ее. Ей не хотелось думать ни о том, что вокруг царит хаос гражданской войны, ни о том, что она лишена свободы выбора и пребывает в чужой власти. Она полностью отдалась созерцанию, практически позабыв о своем спутнике. Однако сам Ламерти не намерен был ни любоваться пасторальными картинами, ни скучать. Неожиданно он задал Эмильенне вопрос, которого она никак не могла ожидать.

– Смею предположить, что вы хорошо поете?

– Недурно, – ответила девушка со спокойным достоинством, пытаясь понять куда клонит Арман.

– Спойте для меня. Ехать еще долго, настроение лирическое, разговаривать, особенно о политике, не хочется, путешествовать в молчании – тоже. Поэтому, наилучший выход – послушать хорошее пение.

– Сходите в оперу! – Эмильенна нашла предложение спутника странным и вовсе не жаждала удовлетворять его тягу к прекрасному.

– Насколько мне известно, в близлежащих деревнях нет оперы, а потому вам все-таки придется петь.

– И не подумаю!

– Опять упрямитесь? – в голосе Армана не было ожидаемого гнева, только усталость. – Ну к чему это? Вы же знаете, чем кончиться наш спор, знаете, что все равно уступите и все будет, как я хочу. Зачем вы вынуждаете меня напоминать вам, кто из нас является хозяином положения?

Эмильенна молчала.

– Ну же! – требовательно возвысил голос Ламерти. – Я жду!

– Я думаю какую песню выбрать. Проявите терпение, хоть оно вам и не свойственно. – Эмили поняла, что дальнейшее упорство бесполезно, и теперь действительно обдумывала песню. Когда она, наконец, запела, Арман мгновенно понял, что не зря все это затеял. Логично было ждать от Эмильенны приятного исполнения – нежного и высокого, но то, что он услышал сильно отличалось от его ожиданий. Ее негромкий голос, звучавший ниже, чем при разговоре, отличался удивительной тональностью и глубиной. В нем слышалось что-то чародейское, колдовское, словно обволакивающее слушателя серебряной паутиной. К тому же тембр удивительно подходил к выбранной песне. Сам выбор также удивил молодого человека. Он предполагал, что девушка выберет какой-нибудь современный нежный романс о любви, но Эмильенна решила исполнить средневековую балладу.

Закат погас, окончен день

На мир легла ночная тень

И шорох трав, и плеск воды

Над этим пролегает путь звезды

Моей Звезды…..

В лесах, где тьма страшней всего

Творится ночью колдовство

А близ людей цветут сады

Над этим пролегает путь звезды

Моей Звезды…..

На башнях старые часы

На листьях капельки росы

Над речкой сонные мосты

Над этим пролегает путь звезды

Моей Звезды…..

А в небе бледный свет луны

А люди спят и видят сны

Вдали от грешной суеты

Над миром пролегает путь звезды

Моей Звезды…..

Ламерти был буквально заворожен этим сказочным голосом, удивительной созвучностью слов песни и окружающего пейзажа, и особенно, призрачным образом самой певицы, окутанной сумерками. В глубине его души всколыхнулись чувства, ранее не ведомые ему. Повинуясь, внезапному порыву, Арман наклонился к девушке и, почти касаясь губами ее уха, прошептал: