Михаил Чуркин - Сквозь тайгу к океану

– Шабаш, суши весла!

И словно бы опиумный дурман рассеивается в голове.

– Что, уже уделали заморских «гостей»? – растерянно спрашивает он. – Да ты оглянись кругом, – смеется Григорий.

Действительно, шлях покрыт телами людей и коней. Несколько саней перевернуто. Кричат и стонут раненые люди, ржут и хрипят раненые кони.

«Мать честная, сколько народища побито», – проносится в голове.

Он успокаивается и осознает, что не сплоховал, не струсил, а остальное не важно. Главное, что никто из боевых товарищей не поднимет насмех, не упрекнет в малодушии. Он, с замиранием сердца, видит, как добивают тяжелораненых врагов, пристреливают и покалеченных лошадей. Он видит, как мужественно принимают смерть японцы, а у лошадей, почувствовавших неминучую гибель, из глаз текут слезы. Сеня не раз сталкивался со смертью, но сейчас, когда все кончено и вокруг стоят укутанные пушистым снегом кедры, продолжение уничтожения живого кажется ему противоестественным.

Григорий уже принимает на санях снятые с убитых тулупы и приговаривает:

– Одного раздеваем – двоих одеваем.

Дело в том, что у японцев под тулупами еще шинели и меховые жилеты. Плохо одетым партизанам теплая одежда весьма кстати.

Подъехал Аргунцев и добродушно потрепал по плечу.

– Спасибо, выручил, опытные попались рубаки, один мне чуть руку не отсек. – Он показывает располосованный рукав бекеши.

Пленных мало. Они понуро стоят на морозе в одних мундирах. Среди группы японцев оказывается офицер-белогвардеец.

– А тебя каким чертом сюда занесло? – удивляется Аргунцев.

– Вашими молитвами, Александр Андреевич, господин ротмистр, – язвительно отвечает штабс-капитан.

– Мать честная, так это же ты, Сохнин? Сергей! Вот так встреча… Мы же с тобой бок о бок на германском фронте…

– Да, брат. Есть что вспомнить. Только мы теперь с тобой по разные стороны баррикад.

– Ой, да чего там. Садись в сани. По дороге поговорим.

– Товарищ командир, – раздался голос какого-то тщедушного бойца. – Он же пленный вражина по нам стрелял да двоим ребятам скулы посворачивал.

– Стрелять-то стрелял, но для острастки, чтоб не лезли с сабельками, – назидательно произнес пленный.

– Уж ты-то, насколько я помню, с двадцати шагов в туза из револьвера попадал! – воскликнул Аргунцев.

– То-то и оно, что не хотел брать грех на душу, – грустно усмехнулся штабс-капитан.

Аргунцев усадил военнопленного в розвальни, накинул ему на плечи тулуп и уселся рядом. Колонна медленно тронулась в путь.

Арсений ехал чуть поодаль на своем присмиревшем Дымке и ему был слышен разговор бывших сослуживцев.

– Эк нас жизнь-то разбросала, – говорил Аргунцев. – Я-то после войны и революции подался к себе в Забайкалье, залечивать раны. Да не долго пришлось отдыхать. Такое началось… Колчак, атаманы. А как образовалась республика, поступил в республиканскую армию, да вот японцы чертовы, чуть в казарме жизни не лишили. Сейчас партизаним. Платим по счетам. Ну а ты-то как здесь очутился? Ты ведь питерский франт?

– Был, да весь вышел, – вздохнул Сохнин. – Во время красного террора какие-то пьяные матросы убили отца, только за то, что он не хотел отдавать фамильную икону. Мать с сестрой бежали в Крым. Я тоже еле ноги унес. Был у Врангеля, а затем воевал у Колчака. Так и очутился на Дальнем Востоке.

– А что ты у японцев-то делал? – изумился Андреич.

– Я же тебе прежде рассказывал, что почти окончил последний курс Петербургского университета и хорошо знаю японский и китайский языки. Вот меня и послали как представителя временного переходного правительства сопровождать японскую экспедицию в районе Хабаровска.

– Рейд карателей и мародеров теперь называется экспедицией? – язвительно заметил Аргунцев.

– А мне что, разъясняли, какие цели преследуют дети японского императора, – пожал плечами Сохнин. – Был приказ сопровождать отряд японцев, а затем подготовить отчет.

– Ага, отчет о том, сколько мужиков порубали, да баб поизнасиловали, да деревень ограбили, – озлобился Аргунцев.

– А ты меня не укоряй, я с красными свой народ не продавал немцам и жидам, – выкрикнул белогвардеец.

– Нет, брат, шутишь, я не за красных пошел воевать, а за независимую республику. Хотел, чтоб хоть кусочек прежней России остался в неприкосновенности, да вы вот с япошками все дело порушили. Ну да ладно, все это пустое. Как вот теперь с тобой быть. Еще немного и ребята бы тебя на штыки подняли.

– Так ведь не убил же я никого из ваших, – оправдывался Сохнин. Ну уж коли лезут с оружием, – врезал пару раз. Ты же, наверное, помнишь, я рассказывал, как до войны, в университете, занимался борьбой и боксом.