Татьяна Луковская - Там, за Вороножскими лесами

– Правда так думаешь, али меня жалеешь? – в глазах у Демьяна забрезжила надежда.

– Правда, правда, у меня ж там тоже семья осталась. На все воля Божия, уж изменить мы ничего не можем. И себя не кори, ты не хозяин жизни своей, у князя на службе. Князь сказал – едем, так и поехали, а остался бы дома – бесчестие и тебе, и батюшке.

Тревога начала спадать. Горшеня всегда мог найти нужные слова, да и делом выручал не раз. Во всех сечах Демьян мог и не оборачивать головы, у левой руки неизменно, прикрывая плечо и спину, стоял опытный вой.

И отец Горшени, и дед, и прадед, да и другие предки в глубине веков все трудились в Курске гончарами. И Горшене крутить бы гончарный круг, выставляя заезжим смердам тонкостенные кувшины на зависть их толстопузым домашним горшкам, но, когда он еще лежал в колыбели, с востока пришел Батый. Старый мир был сметен жестокой степной волной. Дружины местных князей заметно поредели. Воеводы стали зазывать в отроки посадских сынков. И повзрослевший парнишка в тринадцать лет попал в отряд к ольговскому боярину, деду Демьяна. Родовое ремесло обратилось кличкой. Теперь рядом с Горшеней воевал его пятнадцатилетний сын Фролка, которого с первых же дней появления в дружине перекрестили в Горшеньку.

– Отчего сам в дозор встал? Пусть бы молодые постояли, – сочувственно упрекнул воя Демьян.

– Настоятся еще, ночь впереди, – отмахнулся Горшеня.

– Демьян Олексич, каша поспела! Все ждут, без тебя не едят, – к ним карабкался шустрый молодой ратник Нижата, лицо парня было вымазано сажей, видать его черед был кашеварить.

– Иду! – крикнул ему боярин. – Скажу, чтоб тебе сюда подняли, – обратился он к дозорному.

– Благодарствую, – кивнул Горшеня.

Демьян стал спускаться на дно оврага. Стан, еще совсем недавно суетившийся растревоженным муравейником, теперь умиротворенно сидел у костров, часто работая ложками. И только люди Олексича нетерпеливо поглядывали наверх, не притрагиваясь к котлу. Устыдившись, боярин ускорил шаг.

Ночь спускалась в овраг, окутывая сонный лагерь плотным кольцом сумрака. Демьян лежал на охапке жесткого хвороста, лениво поворачивая то один, то другой бок к яркому пламени костра. Ему не спалось, он с завистью смотрел на своих ратных, дружно храпевших вокруг. «Нужно заснуть, завтра тяжелый день», – тщетно уговаривал он себя.

Тишину разорвал гневный рокочущий бас Святослава Липовецкого:

– Что значит – зачем напал?! Да ты видел, сколько там добра?! Это ж все наше! Наше!

Демьян с любопытством вскинул голову. У большого княжеского костра разгорался ожесточенный спор. Высокий, широкоплечий Святослав нависал над тщедушным, похожим на взъерошенного воробышка Олегом Рыльским. Маленький князь возражал слегка по-бабьи высоким пронзительным голоском:

– Наше – не наше, какая разница! Теперь что и было наше – все их стало. Чего добился?

– Можно подумать, не напал бы я, так все б по-другому было, один конец – прочь бежать, – Святослав нервно передернул плечами. – Для Ахмата – мы как кость в горле, мешаем ему хозяином в Курской земле стать. Пока он жив – не будет нам покоя.

– Что ж ты на баскака руку хочешь поднять? Беду на нас накличешь, – возмутился Олег. – Нельзя со степью раздор иметь, силы не те, чтобы нос драть.

– Да, вот ты нос не драл, в ножки падал, то к Ногаю, то к царю Телебуге, а конец-то тот же, – в голосе Липовецкого князя звучало злорадство.

– Рано конец мне отмеряешь, я еще поживу, а в ножки к царю не один я падал, вдвоем просить ездили. Али забыл?! – Олега разрывала ярость. – Ведь все почти уладить удалось. Царь послов дал, людей наших из слобод вывели, как и хотели. Ахмат зол был, да не препятствовал, супротив самого царя идти не хотел. А тут ты со своим разбоем ночным, мало тебе показалось! Ахмат к Ногаю сбежал, напраслину на меня возвел, а в чем я виноват? Меня в ту ночь даже рядом не было. Разбойничал ты, а ответ держать мне!

– И я не виноват, что Ахмат тебя приплел, – уже мягче ответил Святослав, и ворчливо добавил, – возы добром нагрузил, еле тащатся, того и гляди татары догонят. Налегке от погони уходить надо.

– Налегке?! – еще больше закипал Олег, – А как к царю с пустыми руками являться? Ты вот, что для Телебуги везешь, или опять выгоду свою моим серебром добывать станешь?

Святослав вдруг расхохотался.

– Вези сам свое серебро. Я к твоему царю на поклон больше не собираюсь. Расходов много, а толку мало.

– Как не собираешься? – опешил Олег.