Юрий Шкапов - За полями, за лесами, или конец Конька-Горбунка. Сказка

П О С Л Е В О Е Н Н О М У

Н А Ш Е М У

В Р Е М Е Н И

В ожерелье сказка нижет,
что милее сердцу, ближе.
Как без сказок жить на свете?

Словно куры на повети,
дремлют взрослые и дети:
телефильмы, телебыли
голову совсем забили.
Подрастает люд серьёзный,
исключает все курьёзы,
взвесит всё, на всё расчёт…

Сказкам нынче не почёт.
Гулко хлопнули мы дверью,
и – погиб весь мир поверья,
чудных снов, наивных грёз.
Бог, тот в космосе замёрз.
Похлебавши постных щей,
счах без золота Кощей.
К счастью – шины, не подковы.
Домовой стал участковым.
Ведьмы, те как куры в ощип,
к молодым попали в тёщи.
Чёрт, на что уж был не прост,
а и тот покинул пост, —
по земле пошла проказа,
в трубах черти мрут от газа.
Где Яги был теремок,
там ракетчиков дымок.
Спилен дуб у Лукоморья,
наводил он тень подворьям.
Месяц ясный стал Селеной,
сине небушко – Вселенной.
Спутник на небе висит,
спутник на землю глядит.
Вот он землю облетает
и что надо сообщает.

Учит так теперь букварь:
человек – Природы царь!
Нет местечек затенённых,
нет и мыслей потаённых.
Засветили все углы,
просветили все умы.
Будем все мы очень скоро
в точь, как тот король, который
шёл, как некое явленье,
малышу на удивленье.
Нет таинств, и нету рыбки
золотой, игривой, прыткой,
ни Горбатого Конька…

Вот и здесь про паренька,
про обычного парнишку
вам расскажет эта книжка.
Про моря, леса и горы,
про седой степной ковыль.
Сердца давние укоры
вам напомнит сказка – быль.
Солона селёдка в море,
а в лесу солёный груздь.
У тебя сегодня горе,
завтра – лишь печаль и грусть.
Всё пройдёт неповторимо…

Сказка наша -
быль без грима.
И – что видится нам зримо.

За полями, за лесами
под седыми небесами,
возле речки тихой, узкой,
на равнине среднерусской
и на русской же земле,
жил старик в одном селе.
У колхозника… нет сына.
Эх, и ладный был детина,
уж головушка буйна!…
Забрала его война.

Жить ему б, отцу и сыну…

Горе враз согнуло спину,
придавила грудь доска -
безысходная тоска.
Бабка, криком хоть кричи,
еле дышит на печи.
И сноха застыла в позе,
ровно льдышка на морозе.

Что ж теперь, всему конец?
А внучонок – пострелец?
Дал–то бог, ведь он с лица
прямо копия отца.
После сытного обеда
даже чуть похож на деда.
Да к тому ж еще накидка:
дед – Никитка, внук – Никитка.

Переможился старик,
к боли будто попривык,
порасправился немножко.
Тёплым летом, взяв лукошко,
шёл в лесок набрать опят.
С головы до самых пят
загорелый, как жучок,
рядом с ним шагал внучок.
Дед души не чаял в нём,
ночью вместе, вместе днём.
Неспеша, солидно, веско
обходили перелески.
Дед, тот шарит посошком,
внук вприсядку, "петушком".
Поустав, залягут в травы,
и начнут свои забавы,
делать дудочки, свистки.

Внуку радость, дед с тоски.
Как – то дед сказал: "Внучок,
дай–ка мне во–он тот сучок!"
Повертел в руках, прикинул,
сам уселся на пенёк.
Час всего какой–то минул,
обозначился… конёк! —
Горбунок – конёк ретивый.
Вот потряхивает гривой.
Вот на нём уж в свой черёд
чёртик задом наперёд.
Дед с пенька тут чуть привстал
и мудрёно так сказал:
"Нету божьего участья,
на–ка чёртика на счастье!
Может, хоть тебе случится
малость к счастью приобщиться."

Внук за пазуху скорей…

Мудра старость,
жизнь – мудрей,
задаёт головоломку:
где упасть – стели соломку!

"Де–да!..Ба–ба!.." – мать–то в поле
от зари и до зари, —
лопотал мальчонка вволю.
А потом заговорил:
"Деда – дай! Не трогай, баба!
Мамка, скоро дашь поесть?!"
Смотрят, что–то делать надо,
внук на шею может сесть.
Долго думали – рядили,
наконец определили
на семейном на совете:
дед за внука пусть в ответе.
Есть закваска, нужны дрожжи,
в этом деду – в руки вожжи.
Пусть обдумает как должно,
круто взять, аль осторожно.
Если вдруг "под хвост вожжа",
чтоб распутал не брюзжа.
И ещё наказ был деду,
чтобы с внуком вёл беседы.
О людской житейской доле,
кто поменьше, кто поболе.
О земле и разных странах.
О букашках – тараканах.
Обо всём, что есть в природе,
есть в себе, и есть в народе.