Он оборачивается к озеру, чтобы сориентироваться. Озера нет, перед ним совсем другой пейзаж: катит свои волны неторопливая река, а далее, за ней, возвышаются горы, покрытые лесом. Алтузак сразу узнал Агидель и горы Урала. Река эта течёт на север – хотя во сне всё может быть и по-другому – и он поворачивает голову в сторону, где должен быть юг. Там, вдалеке, виднеется гора Кунгак-тау, полого устремляющаяся вверх и замыкающая гряду, протянувшуюся с севера на юг.
Внезапно нахлынула, откуда-то извне с сокрушающей силой, потребность попасть на вершину Кунгак-тау, охватила неистово Алтузака и заставила забыть обо всём, кроме этого устремления всепоглощающего. В глазах стало темно: он ничего не видит, – но он чувствует, что всё окружающее вдруг завертелось вокруг него в вихре, и он перестал ощущать своё тело – оно растаяло и исчезло, а он, Алтузак, всё же каким-то образом осознаёт происходящее. В окружающей тьме мелькают какие-то искры (звёзды?), какие-то неясные очертания чего-то неопределённого. А затем, спустя вечность, ощущение своего тела стало возвращаться постепенно – исчезли искры, и непонятные образы стали принимать какие-то, почти узнаваемые, формы. Вновь появилось ощущение опоры под ногами, а вскоре вернулось и его обычное зрение, – если только оно может быть обычным во сне.
Он стоит на вершине горы и видит, по окружающему пейзажу, что это Кунгак-тау. Но Алтузак не рассматривает раскинувшиеся вокруг необъятные дали: его внимание целиком приковано к сидящей там, впереди, фигуре. Это женщина, и она сидит спиной к нему, смотря вниз, на просторы бескрайние, уходящие к полыхающему где-то там, в знойной дали, югу.
Алтузаку она кажется знакомой, но он не может вспомнить, кто она. И это не просто когда-то увиденная им, быть может и случайно, женщина – его с ней связывают крепкие узы, но что-то не даёт ему её вспомнить. Но Алтузак уже на грани озарения: вот-вот он вспомнит её – ещё чуть-чуть, ещё один или два шага к ней, чтобы разглядеть получше, и всё!
…И он просыпается. Эта женщина… ему не хватило одного шага, чтобы узнать её. Но… Кунгак-тау! Следует отправиться туда: его сон ясно указал ему на это. Наконец-то он обрёл направление.
Сколько ночей слышал он в снах своих пение волшебной птицы, пока не отправился искать её? Эти сны были очень ясные и живые, неотличимые от повседневного мира. А Алтузак хорошо знал, что духи дают особую ясность во сне, если хотят показать что-то важное, влияющее на судьбу. Много ночей искал он в снах источник этой чудесной мелодии, и нашёл его на озере, окруженном камышами. Но и озеро это, и местность, по которой шёл к нему Алтузак, были незнакомы ему, и он не понимал, что всё это значит. Последний же сон указал ему на Кунгак-тау и с силой, которой невозможно было противиться, занёс его туда. Это явное, прямое воздействие из мира духов – настоящее указание, и Алтузак не может не подчиниться ему.
Начинался новый день. Итак, надо отправиться на Кунгак-тау. И надо взять с собой тех молодых егетов, что добыли вчера маралов: они прекрасные охотники и, наверное, из них получатся отличные воины. Как они обрадовались вчера, когда хан сам угостил их кусочками мяса из своих рук: лица их расцвели, глаза засияли гордостью, – но они сумели с достоинством удержать свои чувства, как настоящие мужчины. Теперь они ни за что не покинут стан – хоть целый год будут ждать – боясь пропустить столь важное в их жизни событие, как созыв ханом войска. Это Алтузак знал по собственному опыту.
Так и есть – выйдя из юрты на воздух, Алтузак-хан увидел невдалеке группу вчерашних охотников. Они расположились вокруг большого дерева на берегу Ашкадара, и кони их тут же. Настоящих мечей ни у кого из них нет и пики лишь у двоих из восьми ребят, но у каждого лук и колчаны их полны стрел, а ещё дубины – настоящие боевые дубины: когда успели выстругать?
Хан направился к ним. Егеты подобрались, внутренне подтянулись и, предав лицам своим серьёзное выражение, подобающее воинам, двинулись навстречу хану.
– Ну, как вы, храбрецы? Готовы к делу? – обратился к ним Алтузак-хан.
– Мы готовы к любому делу, Алтузак-хан, – с гордым видом ответил один из них, настроенный очень решительно.
Как же они молоды, даже усов-то настоящих нет.
– Тебя зовут Каракош, ты сын Тигоя?
– Да, Алтузак-хан, я Каракош, сын Тигоя. Со мной два моих брата, Баламир и Тигой. А это Гилар, сын Годека и его брат Белес, и трое сыновей Мусай-батыра: Бурибай, Аюхан и Туктамас.
Читать дальше