Кнехт сначала ошалел, затем рассвирепел, вскочил на ноги и, расталкивая толпу, бросился к монаху.
— Ты что же это, толстый дьявол, продаешь?! — завопил он, тыча растопыренными пальцами одной руки чуть не в самое лицо монаху, а другою держась за нос. — Это так твое паршивое кольцо от падений охраняет?!
— Не кричи, не кричи, дубина! — невозмутимо ответил монах. — Подай сперва сюда свою лапищу… покажи, как ты надел его — в этом вся суть!
Кнехт протянул руку; монах мельком взглянул на нее.
— Ну я же знал, что ты болван! — заявил. — Как еще ты жив остался, не понимаю! Где у тебя апокалипсическая голова, остолоп, — снаружи? А она внутри ладони должна быть! Когда она внутри — предохраняет от падений, а когда снаружи — на землю бросает: так только тем, кого погубить хотят, дают надеть! А ты, ни шиша не зная, орешь, осел, на духовное лицо!.. — да простит тебе Господь за глупость это прегрешение!..
Объяснение, данное не допускающим возражения голосом, заставило пострадавшего сразу умолкнуть; он с сугубым почтением повернул на пальце кольцо, потом осторожно потрогал раздувшийся нос и пошел обмывать лицо.
Марк, наконец, сделал выбор и взял три талисмана: один от всяких болезней, другой — приносивший удачу в поисках и третий — от козней нечистой силы.
— Владей на счастье, сын мой!.. — сказал монах, принимая порядочное количество денег, бережно отсчитанных Марком. — Ты, вижу, хороший человек, а потому дам тебе добрый совет — купи еще вот это! — Он указал на изогнутый плоский медный крючок–пряжку для пояса с изображенными на ней какими–то фигурами и щелкнул языком. — Это, брат, уж такая вещь, что сто дураков поумнеют, пока найдут вторую! Кто ей владеет, тот всех приворожит к себе; богачом в конце концов сделается… Дорого, но хорошо! Тебе за треть цены отдам!
Марк преодолел соблазн.
— Мне не нужно!.. — ответил.
К магическому крючку протянулась рука высокого кнехта; в него же вцепился другой, ростом пониже; началась перебранка и первый кнехт, ворча, должен был уступить.
За обедом лагерь шумел, как горный поток: все хвастались покупками; каждому казалось, что он сделался значительней и сильнее, чем был до приобретения талисмана; Марк тоже переживал это радостное, бодрящее чувство.
Монах кончил торг и присоседился к мейстеру Иоган- сону; из второй сумы появилась большая фляга с вином и монах деятельно стал прикладываться к ней сам и потчевал мейстера; тот угощал его обедом.
Марк проведал своего больного и навесил ему на шнурке на шею талисман от болезней; Ян был уже в сознании и Марк накормил и напоил его.
Не больше как через час раздался сигнал к выступлению: город был недалеко, и мейстер хотел попасть в него засветло.
Зеленые стены леса опять обступили караван; передовые то и дело вспугивали зайцев и шумно взлетавших тетеревов; на одном из поворотов из большой лужи на середине дороги вдруг поднялся и сел громадный дикий кабан; два желтых клыка словно серпы торчали по бокам его морды. Он хрюкнул утробой, очутился на четырех ногах и метнулся, ломая кусты, в сторону.
Марк несколько раз заговаривал с Яном и узнал, что он ювелирный подмастерье из Богемии и направляется в Орлеан для усовершенствования в своем ремесле.
Спрошенный Яном о цели его путешествия, Марк ответил не сразу.
— Тоже учиться иду: живописец я!.. — сказал он, опасаясь посвятить кого–нибудь в свою тайну.
— И тоже во Францию?
— Не знаю… говорят, есть такая страна, Италия; там будто бы лучше всего учиться…
— Слыхал и я, путь туда очень трудный!.. — больной умолк.
Дорога начала понемногу подыматься в гору, с перевала открылась всхолмленная равнина, ее мутною полосою рассекала широкая река, середину занимал длинный остров; на нем подымались каменные стены, башни, церкви и красные крыши строений еще далекого города; с острова на оба берега перекидывалось по горбатому мосту; вдали в синем тумане теснились горы.
Сперва в оцепенении, затем с глубоким волнением, не отрываясь, смотрел Марк на впервые представившееся ему виденье; освещенный алыми лучами заката город стоял как бы весь в пламени, казался чем–то сказочным, огромным, загадочным. И, находясь на высоте над беспредельным простором и этим виденьем, Марк вдруг осознал свое одиночество и полное ничтожество в мире…
Начался спуск более крутой, чем подъем; животные с трудом пробирались по водным промоинам и рытвинам;
вьюки наезжали им на плечи и кнехтам то и дело приходилось поправлять их и подтягивать подпруги; Марк заботливо оберегал Яна и поддерживал плечом то и дело накренявшуюся повозку.
Читать дальше