Дмитрий Иванов - Волею богов

И тут на смену тревоге и сомнениям пришло новое чувство. Кто как не он, Истаккальцин, подходит на роль служителя нового бога? Где найти более достойного жреца? Первосвященник не видел ещё никого, равного себе. Все, с кем ему довелось общаться, значительно уступали ему в образованности, гибкости ума, красноречии, умении вызывать и трактовать видения, навыках работы с кодексами, умении передавать свои знания ученикам. Он молодой, красивый, сильный, на нём прекраснейшее одеяние, каких более не сыскать ни в одном из соседних государств. И самое главное, он всем сердцем желает служить великому богу, даровавшему им победы над врагом, сохранившему странников в неприветливом затопленном лесу и оказавшему такую честь смертному пригласить его в свою обитель. Как же давно Истаккальцин не испытывал радости! Когда последний раз сердце жертвователя наполнялось истинным счастьем и благоговейным трепетом?

Впереди показалось массивное сооружение. В свете окружавших его огней проступало всё больше и больше деталей. Из тьмы вырастал трон, каменный трон размером с небольшую пирамиду. Ранее он, наверное, сверкал самоцветами и золотом, но теперь пелена времени заставила потускнеть играющие краски. На престоле сидел мужчина ростом во много раз выше обычного человека. Поджарое мускулистое тело отличалось идеальными пропорциями и казалось молодым. Голову закрывала громоздкая маска летучей мыши. Угловатая линия подбородка, волевой нос, хорошо очерченные скулы выдавали эмоциональную, сильную натуру. Глаза оказались скрыты, но было видно, как они горели белым огнём. Однако, несмотря на прекрасное телосложение и рельефные мышцы, в облике бога угадывалась какая-то болезненность, будто могучего воина терзал некий тяжёлый недуг. Он неестественно склонился вперёд, вцепившись пальцами в края резного трона. Плечи вывернуты почти горизонтально, локти напряжены, руки еле удерживают тяжесть нависшей грудной клетки. Шея выгнута вперёд и вверх, как у грифа, голова держалась ценой колоссальных усилий.

Облачение бога казалось ветхим. Перья плюмажа, украшавшего маску, были сломаны, словно потрёпанные ветром листья тростника. Некогда отполированные нефритовые пластинки ожерелья давно утратили блеск. Краски огромного полотнища в виде крыльев летучей мыши, прикрепленного к рукам, выцвели. Золотые браслеты и колокольчики на голенях и запястьях потускнели. Украшения из бумаги аматль потеряли форму, склеились и обвисли.

Нет, не такую картину готовился увидеть Истаккальцин. Сила и страдание, роскошь и запустение, величие и упадок сочетались в представшем его глазам зрелище. Оторопь взяла верховного жреца, в растерянности служитель даже замедлил ход, но тут же собрался, и продолжил идти, стараясь не выдавать охватившее его смятение. Подойдя к престолу на десять шагов, первосвященник простёрся ниц перед безмолвным недвижимым, словно изваяние, божеством. Стараясь, чтобы голос не дрогнул, главный жертвователь громко и отчётливо произнёс: «Приветствую тебя, о великий бог, ведущий других, учитель истины, ободряющий сердца, изливающий свой свет на мир». Затем Истаккальцин поднял голову, тревожно ожидая ответа.

«Приветствую тебя, смертный, – наконец прозвучал голос сидящего на каменном престоле, в нём явственно ощущались надрывное нотки, будто богу приходилось делать усилия каждый раз, когда он произносил слова. – Вижу, ты удивлён. Молчи, не говори ничего. Твоя душа открыта передо мной, все твои мысли известны мне даже до того, как они придут тебе в голову. Называй меня Тлакацинакантли [52] Тлакацинакантли (человек – летучая мышь) – бог, редко появляющийся на страницах кодексов и отсутствующий в мифологических текстах из Центральной Мексики. Наиболее известны два изображения – из Ватиканского кодекса (B) и из Кодекса Фейервари-Майер. Именно потому, что о нём мало известно, я и взял его для своей повести, чтобы не задействовать крупные популярные фигуры, о которых и так многое известно. . Я – хранитель врат, ведущих в Миктлан. Тебя удивляет то состояние, в котором я пребываю. Да, ты не ошибся. Я действительно крайне истощён, истощён до такой степени, что мне тяжело покинуть эту каменную глыбу. Защищая вас, я истратил последние силы и вряд ли смогу в скором времени самостоятельно подняться. Ты хочешь сказать, я выпил много крови тоуэйо. Да, но она имеет слишком малую цену. Кровь дикарей, принесённая не по правилам, вне храма, без должных обрядов, не даёт насыщения, а лишь обостряет терзающий голод. Дай мне своей драгоценной влаги, смертный, и я продолжу говорить с тобой».