Андрей Небольсин - КАЗАЧЬЯ ДОЛЯ. Первый чеченский след

Полковник взял листок, прочел.

–Русаков, я смотрю, вы себя первым в список внесли, от скромности не умрете.

Все засмеялись. Есаул со злостью в глазах подождал, пока стихнет смех, и сказал:

–Это не моя рука, это капитан Никулин писал, смейтесь, смейтесь, скоро вам не до смеха будет.

–Извини, есаул, ступай, отдыхать, – сказал полковник.

Есаул вышел, он был вне себя от шутки Степанова, а особенно – от смеха офицеров.

–Смеются, сволочи, мы там воюем, а они здесь в тепле сидят, – он взялся за плечо. Оно вдруг сильно заныло, в темноте есаул не заметил, как я за ним шел. Есаул, не переставая, ругался. Я не мог понять, от чего он ругается: от боли в плече или от обиды в сердце. Русаков, бормоча себе под нос, подошел к своей сотне. Казаки в ночной тишине не спали – ждали его.

–Что ругаешься? – спросил кто-то.

–Да ну их, сидят, сволочи, смеются, их бы, гадов, в ту резню.

Седой казак, подходя ближе, сказал:

–Зря ругаешься, есаул, там нет офицеров, которые не были в бою. Там есть такие, которые поболе твоего воевали, ну а смеются – правильно делают, на войне без смеха нельзя, смех нам помогает расслабиться, а так сердце не выдержит. А кто это с тобой?

Есаул повернулся ко мне и спросил:

–Ты кто?

–Я земляк из Мценска.

–А, ты! Давай завтра поговорим.

Я попрощался и ушел. Подойдя к казарме, увидел собравшихся солдат: "Меня, наверное, ждут; видели они, что я за есаулом пошел. Сейчас расспрашивать будут, а я не знаю ничего, опять врать придется". Я шёл, обдумывая, что им сказать. Вдруг на меня сзади кто-то набросился и сбил с ног. Это был Богдан. Я его такого радостного не видел давно. Он стал меня обнимать, целовать.

–Что случилось? – спрашиваю.

–Я письмо из дома получил, Аленка пишет, – немного успокоившись, сообщил Богдан .

– А мне письма нет?

–Тебе, дружище, письма нет, – с досадой ответил он, – но Аленка пишет и про твоих, все хорошо у них.

–Ну, давай поподробней.

Богдан начал читать, его жена писала, что у них все хорошо, барин их не трогает: «…Передай Коле, что его родители скучают по нему. Мы каждый вечер собираемся вместе и о вас говорим, как вам там, горемычным, служится. Хорошо, что войны нет…» Я спросил:

–Про моих больше ничего нет?

–Нет, больше ничего не пишет, привет тебе передает.

Я по его словам понял, что он что- то не договаривает.

–Ну, а еще что пишет?

–Пишет, что я к январю отцом стану, – как- то нерешительно сказал он. Я даже подпрыгнул.

–И что ты молчишь? С этого надо было начинать. Поздравляю тебя, друг,– сказал я, обнимая его.

–Да рано еще поздравлять, пусть родит. Я вот думаю, как мне казака назвать, а?

Он посмотрел на меня:

–В кумовья ко мне пойдешь?

–Пойду.

– Только бы родила хорошо.

– О, за это не переживай, твое дело главное, основное, самое сложное. А Аленке осталось родить и все, для баб это дело простое.

–Скажешь тоже. Ладно, кум, пойдем спать, завтра день будет трудным.

–Пойдем, – согласился я.

Утро сразу показалась не таким, как всегда. Нас, новобранцев, построили на плацу, полковник говорил громко и четко, по – военному.

–Солдаты, наступил день, когда вы присягнете на верность царю-батюшке, и с сего дня вы станете защитниками Отечества, защитниками своих земель, защитниками своих семей. Теперь никто, кроме вас, не остановит врага, который решится нарушить покой наших жен, матерей. Помните, солдаты, что нет злее врага и бесчеловечнее, который достался нам. Во многих войнах участвовал, во многих битвах бывал. Но скажу вам, что нигде не встречался с таким врагом, который измывается над пленными, пыток которых свет не видел. Перемирие, которое заключил наш наместник, по всей видимости, скоро закончится. И сейчас от вас требуется скорее стать в строй обученными верховой езде и стрельбе, потому как от ваших знаний может зависеть жизнь вашего товарища. Теперь о приятном: сегодня у наших ветеранов приятное событие. Есаул Русаков, выводи тех, кто закончил службу .

Вместе с Русаковым вышло еще двенадцать человек, видимо, они были подготовлены к этому, потому как одеты были «с иголочки». Медали и кресты были у всех, есаул был полный георгиевский кавалер, и еще несколько медалей украшали грудь. На его мундире четко в ряд висели четыре креста. Мы, молодые бойцы, не сводили глаз с ветеранов и их наград. Я про себя подумал: «Это, наверное, традиция такая – в день присяги прощаться с ветеранами». Ветераны шутили:

– Салаги, не переживайте, и у вас будут кресты.