Андрей Небольсин - КАЗАЧЬЯ ДОЛЯ. Первый чеченский след

–Какая еще мне с этого выгода, – возразил Богдан, – мне от твоей брехни уже тошно.

–Вот смотри: я за месяц уже два раза в наряде был, полы в казарме, уже не помню сколько раз, мыл. А ты хоть раз в наряде был? Полы хоть раз мыл? А на разгрузку обозов почему назначили старшим? Вот, дружище, увидишь, скоро на повышение пойдешь. Богдан, у меня к тебе просьба есть, – вдруг стал серьезным я, – ты выполнишь?

–Ну конечно, ты же мне как брат. Ну, говори, что хотел .

– Богдан, ты когда на повышение пойдешь, про меня не забудешь?

–Николай, мне кажется, что ты и сам в свою брехню веришь, навыдумываешь, и веришь, – уже спокойно и как-то с сожалением сказал Богдан, – не трогай меня, пожалуйста, своей враньей.

К нам подошли солдаты, один спросил:

–Богдан, скажи, а вот ты куда пойдешь: в казаки или канониры?

–Я хотел бы в казаки, – произнёс Богдан и замолчал. Все посмотрели на меня, я смотрел, улыбаясь, на Богдана и молчал. Пауза затянулась.

–Ну, расскажи товарищам, что ты молчишь, – обратился я к другу.

–Рассказывай сам, продолжай свое дело, – сказал Богдан, вставая.

–Да нет уж, ты сам, – делая обиженное лицо, ответил я,– тебя старшим назначали.

Богдан пошел в одну сторону, я – в другую. Тот, что задавал вопрос, немного постоял и, увлекая за собой остальных, отошёл, все наконец-то разошлись.

К вечеру мы собрались у костра и обсуждали, куда лучше пойти. Вдруг раздался сигнал караульного, все, кто находился рядом, побежали к воротам. Мы в недоумении стояли и смотрели на ветеранов. Ворота открылись, и перед нашим взором появился отряд казаков. Все они были в пыли. Видно, длинный путь проделали. Впереди ехал казак с погонами есаула. Увидев подходившего полковника, соскочил с коня, подошел к старшему по званию и доложил:

–Ваше благородие, по вашему приказу полусотня с дальней заставы вернулась, среди личного состава больных нет, на заставе… – он посмотрел на окружающих их солдат и замолчал.

–Приведите себя в порядок с дороги и пожалуйте ко мне.

–Слушаю, вашбродь.

Есаул прошел к умывальнику, разделся, и мы увидели перевязанное плечо.

– Что с плечом? – спросил старый канонир в помятой фуражке.

– Да вот, пометили басурмане, – ответил с досадой есаул и добавил:

–Ох, ребята, скоро опять начнется, недолго, видать, было перемирие. Скапливают они там большие силы, да турки им помогают. У них пушки Круковские. Как долбанут по нам, а мы сидим за стенами, выйти боимся, армяне с дальнего аула ещё когда ушли, и нам надо было давно уходить, да как без приказа … Сколь людей положили. Им тропа нужна была, а мимо нас как пройти? Слава Богу, Павлов по своей технологии стрелять научил. Они три раза пробовали прорвать нашу оборону , но у нас что пуля – то в цель. Горы трупов оставались перед стенами. Но два дня назад им пушки привезли, они все наше укрепление разбили. Хорошо, что подвалы там глубокие и большие. В них мы и прятались. Ну, ладно, надо на доклад идти.

Он посмотрел на нас:

– Это что – пополнение? Из Орла есть?

–Никак нет! Но есть из Мценска.

– Ты, что ли?

– Так точно, – сказал я.

–Ну, земляк, подь сюды, – мы обнялись .

–Как там землица родная?

– Да как сказать.

– Ладно, потом расскажешь, мне к полковнику надо.

В кабинете полковника сидели уже все офицеры, не было только есаула, капитана и доктора, который перевязывал раненых, приехавших с заставы. Есаул вошел и, понимая, что ему здесь придется говорить, прошел поближе к полковнику. Начальник гарнизона, полковник Степанов встал и подошел к подробной карте, которая висела на стене:

– Господа, хочу доложить вам, что наместник генерал Муравьев в 1855 году в переговорах с Шамилем добился перемирия, но только на два года этого и хватило. В связи с этим предлагаю послушать есаула Русакова.

Русаков встал, подошел к карте и начал:

–Это у вас здесь два года было тихо, – повернулся он к полковнику, – а на заставе нам так не казалось, у нас там по воду на речку по одному никто не ходил. Армян в ближайшем ауле семьями вырезали, последнее время особенно часто стали нападать на наши посты. Если кого в плен брали, никому живота не оставляли, казнили люто, не по-людски.

–Как погиб капитан Никулин Денис Степаныч?– спросил полковник.

–Поехал он в аул с пятью бойцами за продовольствием, а там их ждала засада, солдат поубивали, а Денис Степаныча хотели в плен живьем взять. В его пистолете патроны кончались, он саблей стал обороняться, встал спиной к амбару и бил басурман, пока сабля не сломалась. Потом обрезком сабли пронзил себе сердце. Одна армянка спряталась в доме напротив и видела все. Мы на том месте восемнадцать трупов насчитали, некоторые были пополам рассечены. Небывалой силой был наделен капитан и погиб, как герой. Так они, гады, его тело прибили на крест перед нашим редутом. После смерти капитана я принял команду на себя. Ночью мы с двумя десятками казаков отбили тело капитана и похоронили по православному. Не было у нас трусов, все дрались, как львы, – есаул достал из кармана листок бумаги, – вот, господин полковник, список особо отличившихся бойцов, представленных к различным наградам.