Станислав Вольский - Завоеватели

А что будет там, в горах, где водятся волки и медведи, где в расщелинах скал прогуливаются лешие! Франсиско всех их увидит и, конечно, всех их одурачит и поборет!

— А что, Педро, горные духи очень страшные? — спрашивал он пастуха.

— Вот как трахнут они тебя по голове, так сам увидишь, страшные они или нет, — загадочно пробурчал пастух.

Через два дня начались горы. Были они совсем небольшие, но Франсиско казалось, что выше их не бывает на свете. Лешие и русалки, как нарочно, куда-то попрятались. Зато в густых зарослях справа и слева от дороги слышался треск ветвей, ломавшихся под тяжелыми медвежьими лапами, а по ночам доносился издалека зловещий волчий вой. А когда наконец стадо дошло до обширных горных лугов, перед Франсиско развернулись целые поля спеющей земляники и заросли черники. Все это можно было есть с утра до вечера! Это была действительно хорошая страна, совсем не похожая на душный и скучный Трухильо!

Обучение Франсиско подвигалось быстро. Через неделю он уже гарцевал на старой смирной кобыле, а через месяц Педро дал ему молодую и резвую лошадку, на которой можно было не только объезжать свои пастбища, но и ездить в гости к соседним пастухам. К осени Франсиско стал одним из лучших объездчиков. Он умел быстро собрать табун в одно место, знал излюбленные логовища медведей, хорошо различал звериные следы, даже подстрелил из лука матерого волка. Когда наступила осень и стадо вернулось в равнину, Педро дал хозяину отчет и с восторгом описывал успехи своего ученика.

— Даже самые старые и злые овчарки слушаются его, дон Гонзало, — говорил он. — Взять хотя бы Бланку. Меня она и в грош не ставит, а как только Франсиско свистнет ее, она к нему летит стрелой и готова броситься хоть на десяток волков. Из мальчонки выйдет толк, дон Гонзало.

Пизарро самодовольно расправил усы.

— У меня зоркий глаз, Педро. Когда я в первый раз увидел карапуза и он саданул меня яблоком прямо в лоб, я тут же сказал себе: из этого дьяволенка выйдет толк. А старые солдаты редко ошибаются.

Так прошло девять лет. Каждый год Франсиско уходил весной со стадами в горы и возвращался в Трухильо лишь поздней осенью. С братьями он не очень ладил, с городскими подростками тоже. «Разве вы что-нибудь понимаете? — говорил он им. — Волка затравить не умеете, от медведя бежите, попадете в горы — заблудитесь. Далеко вам до Франсиско Пизарро!» И сверстники его решили, что Франсиско — гордый, хитрый, весь в отца, и что такому парню пальца в рот не клади. Во всем городе только один друг и был у Франсиско — старый дон Антонио. Франсиско частенько заходил к нему, и падре читал ему старые книги, где рассказывалось о далеких путешествиях, необыкновенных странах, приключениях рыцарей, битвах и осадах городов Франсиско слушал с раскрытым ртом, а потом всю ночь видел во сне, как он во главе отряда штурмует крепость или завоевывает целое царство.

И вот опять наступил веселый троицын день. В этом году он пришелся на пятнадцатое мая, как раз накануне того дня, когда надо было выгонять скот в горы. В знойной Испании лето наступает рано, и на лугах около города трава уже потеряла свой свежий весенний блеск, цветы отцвели, и над стадами роями носились мучители-оводы.

— Пора, пора! — торопил старый Педро. — Бланка начала по ночам выть, а это верный знак, что надо итти в горы.

— Еще через день, — сказал Гонзало Пизарро. — Выгнать скот после духова дня — все лето будет удача. Это верная примета.

Так и порешили.

Последний день гулял Франсиско Пизарро в родном городе. Он стал крепким смуглолицым девятнадцатилетним парнем, с легкой походкой и быстрыми, кошачьими движениями. Он был силен и ловок, и редко встречались люди, которых бы он не поборол. Он мог выпить, не пьянея, шесть бутылок старого крепкого вина, но пить не любил, а больше любил слушать, что говорят люди, и наблюдать, как и что они делают. Девушки засматривались на него, но он не обращал на них внимания и казался погруженным в свои мысли. «Гордый, гордый Франсиско Пизарро, весь в отца, — повторяли трухильцы. — А гордиться бы ему и не пристало: куртка в заплатах, плащ весь в дырах, людей угостить не на что. Да и после смерти отца все перейдет к старшим братьям, и достанется ему ломаный грош».

Франсиско это отлично знал. В троицын день, когда все кругом ели, пили и веселились, он один ходил мрачный и нахмуренный. «Сейчас у меня в кармане три реала, — думал он. — И через год будет три реала. И еще через год будет три реала. Так всю жизнь и прохожу полунищим. Не стоит так жить. Разве разбойником сделаться? Только повесят скоро. А может быть, и не повесят?»