– А ты приди и скажи: меня, мол, видел на дороге. У Болеслава я теперь и послан. Про сватовство ничего не сказывай, а так… грамоты, мол, польские везёт. Я, мол, эту собаку Володаря как узрел, так едва не зарубил в ярости. Но он грамоту показал, стыдно мне стало посла трогать. Не мочно тако. И послушай, что князь Владимир тебе ответит.
– Ну, а зачем мне се? Я-то какую корысть в твоём деле имею?
– Корысть? – переспросил, щуря свои чёрные как уголья глаза, Володарь. – А корысть такая, что стар Владимир, и едва он помрёт, как постарается Болеслав одного из сынов его в Киеве посадить. И мы с тобою при нём первыми боярами будем.
– Какого из сынов? Что лепишь такое?
– Святополка, сына Ярополкова от гречанки.
– Да ты что городишь?! – Ивещей в ужасе вскочил на ноги. – Да сей Святополк мне же первому голову с плеч сымет! Вспомнит, как мой отец его отца предал!
– Не вспомнит. Дело прошлое. Сын за отца не в ответе, боярин. Напротив, благодарить будет, ежели ты за него дочку Болеславову, Регелинду, высватаешь. О том толковня[126] с Болеславом у меня была. Как сладится с Предславою дело, мой тебе совет: скачи в Туров и сам со Святополком перемолвись словечком. А оттуда прямо в Гнезно[127] и езжай, за невестою.
– Погоди, погоди, Володарь. Помыслить я должон, взвесить всё. Не так же оно просто…
– Что ж сиди, мысли. Токмо гляди, как бы тебе тут не засидеться. – Володарь зло сплюнул. – Да дело, дело я предлагаю! – едва не выкрикнул он. – Сколько мочно, боярин, за чужими спинами хорониться?! А князю Владимиру, аще что, помереть вовремя помогут. Есть люди…
Он не договорил, подумав, что сказал уже лишнее.
Фёдор Ивещей вздрогнул, маленькие глазки его испуганно забегали.
– Ну что ж, Володарь. Будь по-твоему, – после некоторого раздумья решительно выговорил он и для вящей убедительности стукнул ладонью по столу.
Володарь стоял перед княжеским стольцем, чувствуя на себе колючие злые взгляды бояр, рассевшихся полукругом на скамьях в горнице.
«Эх, еже б не грамотка Болеславова – не жить бы те, ворог!» – всё стояли в ушах изменника сказанные в сенях слова воеводы Александра.
Страха Володарь не испытывал, не боялся он ничего и никого. Но было как-то не по себе торчать здесь, посреди ярко освещённой хоросами[128] палаты, и ощущать вокруг себя всеобщую, едва скрываемую ненависть.
– Князь! Король Болеслав шлёт тебе дары, ищет мира. Он говорит, что все славяне должны жить промеж собой в дружбе и согласии. Хватит бессмысленных усобиц, хватит драк-кровопролитий. Да воцарится на землях наших крепкий мир! – бросал Володарь в лицо князю пышные торжественные фразы.
Владимир, в розовой хламиде византийской работы и в зубчатом золотом венце на голове, сидел на стольце с непроницаемым лицом. Седина струилась, переливалась густой сетью в волосах, почти полностью покрывала долгую бороду. Украшенные перстнями пальцы киевского властителя оглаживали вырезанные в виде волчьих голов подлокотники стольца.
Володарь решил, что пора приступить к главному.
– Король Болеслав просит руки твоей дочери Предславы. Красота юной княжны да будет отныне залогом мира и процветания! – выпалил он, чувствуя, что надетая под кафтан нижняя рубаха взмокла на спине от пота.
В палате воцарилось молчание. Владимир перестал оглаживать руками подлокотники. Бояре затихли, ожидая решения.
– Вот что, погань! – словно бы откуда-то сверху раздался, раскатился по палате вешним громом, прорезав глубокую тишину, грозный голос Владимира. – Во-первых, пусть Болеслав вдругорядь кого подобает в послы шлёт, а не изветчика такого, как ты. Вот тогда и толковать станем. Второе. С чего енто князь Болеслав королём нарёкся? Император Оттон, что по младости и неразумию его короновал, давно в могиле, а нынче… Ни император Генрих, ни папа римский королём Болеслава не почитают… А что до дочери моей… Вот мы сейчас сами у неё и спросим. Эй, отроки! Покличьте сюда княжну Предславу!
Володарь оцепенело молчал, едва сдерживая злость. Кто-то из бояр, кажется, Хотен Блудович, попытался робко возразить:
– Девичье ль то дело – решать? С девицы чего возьмёшь? Влас длинен, ум короток.
Но на него зашикали, грубо перебили, заставили замолчать.
В палате снова наступила тишина. Володарь заскрипел от злости зубами, стал оглядываться по сторонам, но везде встречали его исполненные презрения и ненависти лица Владимировых советников.
«Попаду ежели к ним в лапы, живым не уйти, – пронеслась в голове тревожная мысль. – Поскорей бы отсюда убраться! Но где же, где эта княжна распроклятая?!»
Читать дальше