Вальтер Скотт - Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 11

— Только самая последняя дура может не воспользоваться таким прекрасным случаем бежать!

— Может быть, она решила дождаться возвращения супруга, — предположил Фостер.

— Верно! Совершенно верно! — воскликнул Варни, выбегая из комнаты. — Мне это и в голову не пришло.

Минуты через две Фостер, оставшийся на месте, услышал во дворе конский топот, а затем свист, каким граф обычно извещал о своем прибытии. Спустя мгновение распахнулась дверь комнаты графини, и в тот же миг галерея рухнула. Послышался глухой удар — звук тяжелого падения, стон — и все было кончено.

Варни тотчас же показался в окне и тоном, в котором сквозила неописуемая смесь ужаса и насмешки, спросил:

— Попалась птичка? Готова?

— О боже, помилуй нас! — ответил Энтони Фостер.

— Ну и дурак же ты! Твой тяжкий труд окончен, и награда тебе обеспечена. Взгляни-ка вниз: что там видно?

— Я вижу только ворох белой одежды, словно снежный сугроб. О боже!.. Шевельнула рукой!

— Швырни в нее чем-нибудь. Сбрось свой сундук с золотом, Тони, он достаточно тяжел.

— Варни, ты дьявол во плоти! — отозвался Фостер. — Не нужно ничего больше — она скончалась.

— А с ней кончились и наши заботы, — сказал Варни, входя в комнату. — Я и не думал, что могу так хорошо подражать свисту графа.

— О, если только существует небесная кара, ты заслужил ее и она не минует тебя! Ты воспользовался ее любовью, чтобы убить ее! Это все равно что сварить козленка в молоке матери!

— Фанатик ты и осел, — ответил Варни. — Давай-ка лучше подумаем, как поднять тревогу; пусть тело пока остается на месте.

Но злодеяниям их пришел конец. Сообщники еще продолжали совещаться, когда к ним ворвались Тресилиан и Роли, которых впустили Тайдер и старик слуга, захваченные в деревне.

При их появлении Фостер пустился наутек. Ему были отлично известны все закоулки и запутанные ходы старого замка, и он сумел спрятаться так, что самые тщательные поиски не привели ни к чему. Варни был захвачен на месте; однако он не обнаружил никаких признаков раскаяния, а с дьявольским злорадством указал им на останки убитой графини. В то же время он категорически отказался признать себя виновным в ее смерти.

Безграничное отчаяние, овладевшее Тресилианом при виде обезображенного, еще не остывшего трупа любимой женщины, которая совсем недавно блистала красотой, было таким бурным, что Роли пришлось насильно увести друга от места катастрофы и самому решать, что делать дальше.

При вторичном допросе Варни почти ничего не утаил ни о самом убийстве, ни о его мотивах. Свою откровенность он объяснил тем, что хотя прямых улик против него не было, однако подозрение в убийстве тяготело бы над ним всю жизнь, и одного этого подозрения было бы достаточно, чтобы лишить его доверия Лестера и разрушить все взлелеянные им честолюбивые замыслы.

— Я был рожден не для того, — сказал он, — чтобы доживать жизнь отверженным изгнанником. И смерть моя не послужит развлечением для низкой черни.

Эти слова дали основание предположить, что он думает о самоубийстве, и потому его лишили возможности привести свой план в исполнение. Но, подобно героям древности, Варни всегда имел при себе небольшую дозу сильнейшего яда, приготовленного, вероятно, прославленным Деметрием Аласко.

Варни проглотил это зелье ночью, и наутро его нашли мертвым. Судя по всему, агония не была мучительной; на лице его даже после смерти застыла презрительная, саркастическая усмешка.

«Нечестивому нет оков в смерти», — гласит писание.

Судьба его соучастника в преступлении долго оставалась неизвестной. Сразу после убийства Камнор-холл опустел, ибо поблизости от места, которое называли комнатой леди Дадли, по уверениям слуг, слышались стоны, вопли и другие страшные звуки.

Спустя некоторое время Дженет, не получавшая никаких вестей о своем отце, была признана полноправной хозяйкой его имущества, которое и отдала вместе со своей рукой Уэйленду — он стал теперь человеком оседлым и занимал должность при дворе Елизаветы. И лишь спустя несколько лет после того, как оба они скончались, их старший сын и наследник, производивший какие-то раскопки в Камнор-холле, обнаружил потайной ход, упиравшийся в железную дверь. Ход этот начинался за постелью в комнате леди Дадли и вел в глухую каморку, где был найден человеческий скелет, простертый на железном сундуке с золотом. Судьба Энтони Фостера теперь перестала быть загадкой. Он бросился в свое тайное убежище, забыв ключ от пружинного замка, и путь к спасению ему отрезала железная дверь, предназначавшаяся для охраны его золота — золота, за которое он заплатил спасением своей души. Там он и скончался в страшных муках. Бесспорно, стоны и вопли, которые слышались слугам, были не только плодом воображения — их испускал несчастный Фостер, который в агонии молил о помощи и избавлении.