Татьяна Матуш - Конь Огненный

– Режим «висения», – бросил Самара.

Ласточка послушно зависла в каких-то сорока метрах над землей. Глеб попытался сориентироваться на местности.

– Ни фига себе пельмень? – вырвалось у него вопреки привычке не засорять эфир.

Под брюхом «птички», насколько хватало взгляда, протиралась какая-то ерунда типа лесостепи и блестела излучиной неширокая река. Даже мосточек какой-то через нее был.

– Самара, – раздался в наушниках изумленный голос Жени, – а где море?

– Хотел бы я знать, где мы сами, – отозвался Глеб.

– А что навигатор?

– Связи со спутником нет. Ни координат, ни погоды.

– А как считаешь ты? – тихо, как-то неуверенно поинтересовался Женя.

– В уме, – признался Глеб, – когда сильно большие цифры – в столбик.

– Связи так и нет?

– Нет…

– И что будем делать?

– Хороший вопрос, – усмехнулся Глеб.

Больше всего тянуло развернуться, и рулить назад, на базу. Но болтаться в небе наугад, спрашивая дорогу у встречных уток, было не самой лучшей идеей. Во-первых, мать ее, секретность. Нельзя приземлиться на ближайший пятачок у сельпо и попросить у прохожего мобильник. Не на машине, которой, строго говоря, пока не существует. Во-вторых, экономия… и кризис, туда же его, тем же самым и по тому же месту. Всем хороша Ласточка, но топливо она кушает с ба-а-альшим аппетитом. Расход у нее такой, что впору всерьез задуматься, что лучше – воевать на нем, или продавать потенциальным противникам, чтобы спровоцировать у них энергетический коллапс. В нормальном режиме эксплуатации самое верное – подвести нефтепровод прямо к бакам. А поскольку режим у нас от нормального далек, заправляют как могут – только чтобы положенное полетное время в воздухе продержалась. Полных баков Ласточка с рождения не видела, а сейчас… Глеб взглянул на приборы и убедился в правоте своей догадки: «керосинчику» осталось минут на двадцать полета, а дальше хоть пешком иди.

– Не нравится мне эта картинка внизу, – пробормотал Глеб, – какая-то она неправильная.

– Ясен пень, – подтвердил Женя, – откуда тут лес?

– Да я не о том, – Глеб замялся, подбирая слова, – если принять во внимание, что бой мы приняли над морем, то леса тут, конечно, быть не должно. Но даже если допустить, что он тут очутился… каким-то образом …

– Казанской Богоматери, – съязвил Женя.

– Неправильный лес, – наконец оформил свою мысль Самара, – Дикий. Где просеки? Вырубки? ЛЭП?

– Глеб? – перебил Женя, – скажи, только честно – ты хоть что-нибудь понимаешь?

– Теорему Пифагора – да, – отозвался Самара, – а теорию относительности уже не очень. Что, конкретно, тебя интересует?

– Меня интересует что, конкретно, мы сейчас собираемся делать?

– Странный вопрос, – пожал плечами Самара, – садиться собираемся, что ж еще.

– Сядем, а потом?

– По обстановке.

«У самовара я и моя Маша,

А за окном совсем уже темно».

– Госпожа Петухова, утро доброе, – пожилой импозантный господин в солидном костюме, с неизменной тросточкой, чуть приподнял котелок, приветствуя даму в бледно-желтом платье.

Та кивнула, подарив ему сердечную улыбку. Пожилой господин проводил даму долгим взглядом – она этого вполне заслуживала, курпулентная была дама, и, помахивая тросточкой, двинулся вдоль по Садовой. У мостика через канал Грибоедова томился в ожидании молодой щеголь с букетом астр. Томился, видимо, уже давно: букет выглядел так, словно им пытались вымести пол в трактире, а перед этим долго несли под мышкой. Ветреная красотка, похоже, пообещала – и не пришла.

Солидный господин остановился у перил и обратил скучающий взгляд на воду, неторопливо бегущую под мостом.

– Не подскажете, который сейчас час? – обратился к нему несчастный кавалер, уставший ждать.

Пожилой господин неторопливо достал из внутреннего кармана дорогой швейцарский брегет на цепочке, откинул крышечку.

– Четверть одиннадцатого, сударь, – вымолвил он, покосился на букет и в сомнении добавил, – похоже, ваша дама забыла о свидании.

– О, нет, – возразил кавалер, – она обязательно придет. Должно, не сумела поймать извозчика…

Эту фазу он произнес как-то странно, словно не отстаивал достоинства свой возлюбленной перед незнакомым пожилым занудой, который влез, куда не просят, а отрабатывал некий обязательный ритуал, который давным-давно навяз у него в зубах. Точно так же как и ожидание на этом мосту, лениво бегущая вода и этот трижды клятый букет.