Виталий Гладкий - Всадник Сломанное Копье

Василько покинул изрядно захмелевших варягов, когда солнце начало клониться к закату. Они начали горланить песни своей родины, и ему стало неинтересно. Его провожал к выходу сам Мокша. Удивительно, но он относился к Василько с большим почтением, словно тот принадлежал к высшей византийской знати. На прощанье Мокша шепнул ему на ухо:

– Пресветлый господин! Не забудь про своего верного слугу, когда грядет страшное.

– Ты о чем? – удивился Василько.

– Юродивый Фока возле церкви Святой Софии намедни валялся в пыли, рыдал, кричал, как резаный, и вещал, что гибель города близка. Я верю ему! Фока-слепец никогда не ошибается в своих пророчествах. У него дар Божий.

– Пусть так. Но что значат твои слова?

– Многие покинут город. И мне пора. Я хоть и прижился в Константинополе, а все ж домой тянет. Вместе нам будет легче. Твой меч, господин, мои деньги. Все расходы я беру на себя.

Василько с невольным удивлением воззрился на Мокшу. Он знал, что с виду неприметные харчевники, хоть и не кичились своим богатством, на самом деле были очень состоятельные люди. А уж Мокша точно скопил немало золота и драгоценностей. Ведь его заведение было весьма доходным местом.

Но почему он заговорил о бегстве из Константинополя? И с какой стати Мокша решил, что кентарх варанги, к тому же еще и спафарий, не падет в бою, а позорно сбежит из Константинополя, нарушив договор найма и присягу?

– Не говори глупости! – резко оборвал Василько харчевника. – Мы отстоим город!

– Может быть… Спаси нас, Господь!

На том они и расстались. Озадаченный Василько шагал по городу, куда глаза глядят. Хмель уже почти выветрился, и он пребывал в раздумьях. Почему Мокша начал к нему относиться с таким подобострастием, чего раньше не наблюдалось? Неужели ему стало известно…

Нет и еще раз нет! Похоже, Мокша был под впечатлением того факта, что русу-тетрарху присвоили еще и придворный чин спафария. И харчевник действительно прав в том, что в случае бегства из города им вдвоем будет легче. К тому же Мокша обещал возместить все затраты…

Задумавшись Василько не заметил как дошел до самых Золотых Врат. Площадь перед ними была пустынна. Ему много раз приходилось возвращаться с победных походов через эти Врата, и теперь он, закрыв глаза, мог вспомнить каждый камень кладки, каждое изваяние, украшавшие их.

Высокие и мощные, обрамленные колоннадой, Золотые Врата были увенчаны языческим изваянием богини Ники – Победы, а по бокам украшены крестами и начальными литерами имени Христа. На одной их стороне виднелся огромный образ Иисуса в исполинском лунном ореоле, и, казалось, над людским потоком, который вливался в город через Врата, витали его божественные черты, а большие выразительные глаза заглядывали в глубину души каждого человека.

Толпа, в которой смешались люди разных племен и народов, не проходила в ворота, а вваливалась, словно ее кто-то подгонял. Желтолицые венгры с выпуклыми глазами, оборванные сильно загорелые болгары в бараньих шапках, бледные славяне с резкими очертаниями грустных лиц шли за нагруженными повозками, которые тащили серые быки. Эллины, македоняне, албанцы, сицилийцы, капподокийцы, исаврийцы, фригийцы, киприоты, родосцы, критяне шли пешком, ехали верхом, сидели в повозках, искусно сработанных из плетеного тростника, резного дерева, тисненой кожи, которая была обита по краям железными полосками и звенела бронзовыми бубенцами.

За воротами внутри города поначалу тянулись низкие, плохо оштукатуренные дома с крохотными оконцами, вырезанными в серых и розовых стенах. За ними устремлялись к небу высокие двух и трехэтажные виллы с мраморными фигурами, колоннами, витражными стеклами и открытыми прямыми лестницами, окаймленными золочеными перилами. Затем появлялись зубчатые стены монастырей, пышно отороченные зеленью обширных садов, дорожки которых были выложены черным или красным мрамором.

Дальше шли богатые храмы, часовни, молельни, укрывшиеся в глубине переулков. Раздавались резкие звоны симандр [14] Симандр, било, клепало – ударный сигнальный инструмент из дерева, камня или металла, используемый в христианской традиции наряду с колоколом для созыва на богослужение, а также (в монастырях) – на трапезу. В Византии XII и нач. XIII в. продолжали использовать симандры, несмотря на появление колоколов. , призывавшие православных к обедне, и неслышной поступью скользили в храмах молящиеся, подходя к большим иконам, освещенным гладкими восковыми свечами.