Леонид Млечин - Один день без Сталина. Москва в октябре сорок первого

В те октябрьские дни, когда решалась судьба Москвы и действительно нужны были воля и твердость, когда люди хотели видеть во главе города уверенного в себе человека, Александр Сергеевич Щербаков не смел и не умел проявить инициативу, навести порядок в городе без команды вождя.

Взаимоотношения партийного аппарата и других органов управления изменились. В принципе все наркоматы и ведомства обязаны были постоянно отчитываться перед партийным аппаратом и на все просить согласия. В реальности все зависело отличных качеств того или иного руководителя.

Скажем, самоуверенный нарком внутренних дел запросто отдавал распоряжения московским партийным секретарям. 1 июля 1941 года нарком внутренних дел генеральный комиссар государственной безопасности Лаврентий Павлович Берия отправил телеграмму второму секретарю Московского обкома Борису Николаевичу Черноусову как своему подчиненному:

«Предлагаю под вашу личную ответственность обеспечить немедленное выполнение наряда Генштаба Красной армии о поставке конского состава обоза с упряжью на укомплектование формируемой дивизии НКВД.

Мероприятие это большой важности, и вы обязаны принять все меры к выполнению и быстрому их продвижению в пункты формирования соединений с расчетом прибытия не позднее 15 июля.

Исполнение донесите».

16 июля Черноусов дисциплинированно телеграфировал Берии:

«Московская область наряд Генштаба Красной армии о поставке конского состава и обоза с упряжью на укомплектование формируемой дивизии НКВД выполнила.

Сдано воинской части 2880 лошадей и 875 повозок».

А вот обком партии обращался в наркоматы с просительной интонацией. 14 августа тот же Черноусов писал наркому путей сообщения Лазарю Моисеевичу Кагановичу:

«Ввиду создавшегося напряженного положения со снабжением населения области хлебом из-за неподачи вагонов (отгружено за 18 дней августа всего лишь 3400 тонн при плане 62 000 тонн), – МК ВКП(б) просит Вас дать указание о предоставлении 1718 вагонов под погрузну муки со станций отправления».

Для придания веса такого рода обращениям под ними ставили подпись самого Александра Щербакова. 19 сентября хозяин Москвы обратился за помощью к заместителю наркома путей сообщения:

«Для обеспечения снабжения Красной армии и населения гор. Москвы мылом необходимо для мыловаренных заводов гор. Москвы завести в сентябре месяце 210 цистерн. МГК ВКП(б) просит Вас предоставить цистерны для отправки в гор. Москву… Цистерны должны быть адресованы заводу «Новый мыловар» – станция Бойня Московской окружной железной дороги».

Горком партии в принципе считался хозяином Москвы. Но рядом существовал могущественный ЦК, и это ограничивало возможности городской власти. Во главе некоторых наркоматов стояли члены политбюро и Государственного Комитета Обороны, и горком не смел вмешиваться в их дела.

В первый военный год Московский комитет партии превратился в инструмент мобилизации народа и прямого управления промышленностью. Об этом свидетельствует отраслевое распределение обязанностей секретарей обкома и горкома:

– по строительству и городскому хозяйству;

– по текстильной и легкой промышленности;

– по топливно-энергетической промышленности;

– по машиностроению;

– по оборонной промышленности;

– по местной промышленности и промкооперации.

Чем, скажем, занимался секретарь МГК по местной промышленности? Выполнял задание обеспечить выпуск сумок для бутылок с зажигательными смесями. Они изготавливались на предприятиях местной промышленности, промысловой кооперации и кооперации инвалидов.

Аппарат жил своей жизнью. Отдел машиностроения горкома 21 сентября разделили на два – отдел среднего и тяжелого машиностроения и отдел станкостроения и общего машиностроения. Зато отдел строительства и стройматериалов 25 сентября объединили с отделом городского хозяйства в отдел строительства и городского хозяйства. А 10 ноября отдел пищевой промышленности и отдел торговли объединили в единый отдел пищевой промышленности и торговли…

Горком поправлял нижестоящих чиновников, нарушавших правила аппаратной жизни. На пленуме Дзержинского райкома партии избрали в состав бюро заместителя заведующего отделом кадров. Но чиновник не был членом райкома. И решение Дзержинского райкома отменили – «как противоречащее внутрипартийной демократии».

С началом войны сократился объем даже той скудной информации о решениях высшей власти, которая поступала в нижние звенья аппарата. Нижестоящие партийные комитеты получали помеченные грифом «Секретно» документы высших органов власти, и это позволяло хотя бы в какой-то степени понимать, что происходит в стране. В июле 1941 года секретариат ЦК решил, что отныне протоколы заседаний бюро и пленумов обкомов и крайкомов в полном объеме вообще не будут рассылаться в райкомы и горкомы. Они получали только «те решения или отдельные пункты решений, которые имеют к ним непосредственное отношение и выполнение которых им поручено».