Абдурахман Авторханов: Загадка смерти Сталина (Заговор Берия)

Целой толпе «верных соратников и учеников Сталина» ничего не оставалось как вместе с Генеральным штабом отправиться на его дачу, в Кунцево. Тут же, на импровизированном заседании Политбюро и правительства, Сталину предложили выступить с обращением к народу, партии, армии об организации обороны против гитлеровских агрессоров. Сталин наотрез отказался (тогда это обращение поручили Молотову). Сталину предложили, как председателю правительства, возглавить Главное командование Красной армии. Сталин наотрез отказался (тогда это поручили маршалу Тимошенко).

Когда члены Политбюро начали напоминать Сталину о его личной ответственности в случае катастрофы, Сталин перешел в контрнаступление и обвинил Молотова в предательстве за подписание пакта с Риббентропом, а Ворошилова и Жданова назвал саботажниками соглашения с англо-французской военной миссией, приезжавшей в Москву еще до Риббентропа. На возражение, что всё это делалось ведь по прямому предложению самого Сталина, Сталин с несвойственной ему горячностью вскочил с места, обложил всех матом и исчез в один из своих тайников, точные входы и выходы из которых не знала даже его личная охрана. «Соратники» не осмелились его разыскивать, не дождавшись его возвращения, вернулись в Москву и приступили к принятию только самых неотложных мер.

Советские послы в столицах будущих союзных государств не получали никаких директив, а послов этих государств в Москве никто не принимал. Майский, советский посол в Лондоне, уже после свержения Хрущева писал в своих мемуарах:

«Наступил второй день войны – из Москвы не было ни звука, наступил третий, четвертый день войны – Москва продолжала молчать. Я с нетерпением ожидал каких-либо указаний от советского правительства и прежде всего о том, готовить ли мне в Лондоне почву для заключения формального англо-советского военного союза. Но ни Молотов, ни Сталин не подавали никаких признаков жизни. Тогда я не знал, что с момента нападения Германии Сталин заперся, никого не видел и не принимал никакого участия в решении государственных дел. Именно в силу этого 22 июня по радио выступил Молотов, а не Сталин, и советские послы за границей в столь критический момент не получили никаких директив из центра» («Новый мир», № 2, 1965).

По законам военного времени Сталин заслуживал, как дезертир и предатель родины, расстрела.

Когда дела на фронтах приняли более благоприятный оборот, Сталин начал разыгрывать из себя героя, но Хрущев говорит:

«Я знаю, каким героем он был. Я видел его, когда он был парализован от страха перед Гитлером, как кролик, загипнотизированный удавом. На первом этапе войны, когда дела шли для нас скверно, я не видел ни одного документа или приказа, подписанных Сталиным: «Верховное главнокомандование», «Генеральный штаб», – таковы были подписи под документами и приказами, но никогда не было там имени самого Сталина. Даже и после того, как мы отбросили немцев от Москвы и Сталин начал постепенно приходить в себя, не произошло изменения в этой практике подписывания. Это не было случайно…» (Khrushchev Remembers. Little, Brown & Со., 1971, pp. 180–181).

В докладе на XX съезде КПСС Хрущев от имени ЦК засвидетельствовал:

«Было бы неправильно забывать, что после первых серьезных неудач и поражений на фронте Сталин думал, что наступил конец. В одной из своих речей, произнесенных в те дни, он сказал: «Всё, что создал Ленин, мы потеряли навсегда».

После этого в течение долгого времени Сталин фактически не руководил военными действиями, прекратив делать что-либо вообще. Он вернулся к активному руководству только после того, как несколько членов Политбюро посетили его и сказали, что необходимо немедленно предпринять определенные шаги, чтобы улучшить положение на фронте» (Н. С. Хрущев. Доклад на закрытом заседании XX съезда КПСС, стр. 35–36) [1] Что Сталин был в панике, свидетельствует и семейная хроника. Так, тётка Светланы Аллилуевой, Евгения Аллилуева, рассказала о своей встрече со Сталиным в августе 1941 г. (через два месяца после начала войны): «Я никогда не видела Иосифа таким подавленным и растерянным. Я приехала к нему, думая найти поддержку, надеясь, что он подбодрит меня… Каков же был мой ужас, когда я нашла его самого в состоянии близком к панике» (Светлана Аллилуева. Только один год. Harper & Row, 1969, стр. 324). .

Убедить Сталина, что гитлеровская тактика «блицкрига» хороша в странах без тыла, но не в такой гигантской стране, как СССР, было невозможно.