Давид Робитов - Тиран

– Есть много вариантов. – Хачатур стал перечислять: – Можно, например, пойти на службу в какой-нибудь государственный пограничный гарнизон и получать жалование. Лет через двадцать станешь ветераном и получишь от государства кусок земли в собственность. Либо можно примкнуть к вольным наемникам – казос, хеттам. Спрос на них всегда высок и в среде купцов и у воюющих аристократов, поэтому они всегда при деньгах. Соберешь денег, купишь себе землю и заберешь из общины свою мать с сестрами.

– Наверно лучше к «гусям». У них денег побольше, – обрадовался Аргишти.

– Ну что же, – подумав, согласился Хачатур. – Есть у меня один знакомый хеттский рекс с берегов Куры. Пойдем, попробую тебя пристроить к этим самым курахетам из народа кизиков.

На том и порешили. На следующий день Хачатур повел Аргишти к лагерю вольных наемников. Его нетрудно было найти, из-за необычного вида палаток, которые назывались юртами и пасущихся рядом с ними табуна лошадей.

В отличие от ромейских лагерей, где все симмеррично и рационально, лагерь федератов отличался кажущейся хаотичностью расположения юрт и кажущимся легкомыслием его обитателей. Там бродили группами и поодиночке полураздетые люди. Одни точили оружие: кинжалы, напоминающие римские мечи и предназначенные для прямых ударов, топоры для пешего боя, длинные ножи – шашки, предназначенные для рубящих ударов с коня. Некоторые фехтовали, некоторые боролись, а некоторые просто ржали как кони, слушая рассказ очередного балагура. А чуть поотдаль от лагеря, на берегу речушки стоял юрт, над которым поднимался столб белого пара.

– Неужели кому-то из наемников холодно в такую жару, что даже развели огонь в палатке? И почему палатка так далеко от остальных? – Изумился Аргишти, внимательно присматриваясь к быту гетов, как к предполагаемому месту своего дальнейшего обитания.

– А ты как думаешь? – Хитро переспросил Хачатур.

– Наверно там находятся люди заболевшие лихорадкой, от которой знобит. Вот и согреваются в палатке в такую жару. И подальше от остальных, чтобы больных не беспокоить лагерным шумом и чтобы болезнь не распространялась, – предположил Аргишти.

– Это имело бы смысл, если бы мы говорили о нормальных ромейских легионерах,– усмехнулся Хачатур. – Но мы сейчас идем к лагерю диких федератов. А у них не все как у нормальных людей. В этой палатке они кладут раскаленные камни в лохань с водой и подолгу сидят в горячем пару, иногда обтираясь травой или ветками с деревьев. Так они принимают омовения. И это у них называется баня.

– Разве не проще омыть тело в реке?

– Они и это делают, но обязательно после долгого сидения в раскаленном пару. Говорят, что так они очищают не только тело, но и душу. Поэтому подобную процедуру они проделывают всякий раз перед и после сражения. Если есть возможность.

– Действительно дикие! Для того чтобы очистить душу надо исповедаться священнику.

Так они беседовали, направляясь к стоянке гетов. Но, внезапно, при подходе к границе лагеря перед гостями, словно ниоткуда возник казар из охранения.

– Кто, куда, зачем? – Скороговоркой спросил он.

Хачатур скосил глаза и увидел, свой пост казар выбрал в ложбинке за кустом. Скрытая позиция, которую можно было обнаружить, только подойдя вплотную. Это разнилось с тем, как выставлялись стражники на охрану лагеря ополченцев. Открыто и просматриваемо как с извне, так и изнутри лагеря. «Караул», так кажется, называется стража у федератов, припомнил Хачатур.

– Лохаг Хачатур из византийских ополченцев с Кипра. Этот легионер со мной. Я старый знакомый риха Робити. Отведи нас к нему. – Хачатур слышал, как называли своих вождей готские федераты и потому употребил готский титул применительно к вождю казар. Сам он намеренно представился званием, которого его лишили за ослушание. Но казарам это знать было ни к чему.

Страж неторопливо оглядел их. Между тем и сами легионеры с интересом осматривали казара. С первого взгляда было видно, что страж не обременял себя доспехами, принятыми в византийской армии. Короткий суконный полукафтан из некрашеной шерсти. На кафтан обычно крепились металлические латы или кольчуга, но сейчас их не было. Под кафтаном холщевая рубаха была заправленная в широкие шаровары. Те в свою очередь были заправлены в остроносые сапоги, кожаную обувь, привязанную на подъеме ноги ремнями. Это вместо привычных ромейских сандалий. На голове, вместо шлема, кудлатая папаха из шкуры черной овцы. За плечами башлык – суконный остроконечный капюшон, надеваемый в непогоду поверх головного убора. Шаровары держались на поясе с помощью широкого кушака, трижды обернутого на талии. Из-за этого кушака в иранских землях таких, как стоящий перед ними казар прозывали кушанами. Опоясывал кафтан кожаный ремень с металлическими бляшками, на котором крепился прямой поясной кинжал, напоминающий гладий , меч ромейского легионера. В одной руке казар держал кавалерийскую пику, а в другой – кожаную плеть, нагайку. Универсальное оружие в умелых руках. Лицо казара заросло бородой и усами. На лбу казара черной краской был наколот равносторонний крест.