Борис Успенский - Берега Ахерона

Вадим сделал шаг по сверкающей дороге к тому месту, где некогда был алтарь. Алтарь? Ну, вот просто почему-то знал, что он там был давно, очень давно, но был и это не подлежало сомнению. Шаг, второй, третий! Вот она, алтарная ниша! Руки подчиняются некоей силе? Хотелось их остановить, но нельзя. А дальше свет, поток, столб, который тебе предлагает полететь куда-то туда, куда не ступал разум смертного. Почему бы и нет? Время всегда ставит жирную точку. Луна ушла дальше и крипта снова тала темным подземельем. Вадим достал из кармана фонарик, подошел к лестнице и достаточно легко запрыгнул на первую ступеньку.

– Валик! Подай руку!

– Ты жив? Не спятил?

– Сволочь! Помоги вылезти, а вопросы потом!

Вылез. Валентин с интересом посмотрел на друга, но… Именно это самое «но»… Дамы очнулись и потребовали своих джентльменов. Даже Юстас прибежал от храма и, невероятно, сам открыл бутылку с вином и наполнил кратер. Девочкам сказали, что пить надо меньше, ибо женский алкоголизм не лечится, Юстас тоже получил на орехи, а вот Валентин и Вадим просто молчали. А о чем говорить? О непознанном, потустороннем? Кто поймет? Впрочем, Вадим получил удар по спине от Елизаветы, которая поняла если не все, то многое. О, боже, приревновала к богине? Как не стыдно?

– Ты хоть получил удовольствие? – промурлыкала дама, словно кошка, которой наступили на хвост.

– Изыди! – огрызнулся Вадим, – Потом расскажу, не здесь. Только подумай хорошо, ибо… Пожалеешь. Ты в курсе.

– Кобель! – хихикнула Лиза и протянула другу бутерброд с ветчиной.

В доме архонта симпосий продолжался до утра, пока не начали гаснуть звезды, а на востоке не забрезжил рассвет.

Годы уходят, уходит жизнь, но остается память. Два химика в профессиональный праздник сидели в пабе «Доктор Ватсон» и пили темное пиво для души. С тех событий прошло почти тридцать лет. Я думал, что мой коллега бредит, но он был в здравом уме и здравой памяти. Он слегка захмелел и рассказал мне то, что запретно, достоверно до идиотизма. Можно ли этому верить? Историки не поверили на конференции, где Валентин делал доклад. Сам там был и все видел, поскольку Вадик меня пригласил увидеть животные психи археологов. Особенно брызгал слюной начальник хероснесского городища, некто господин Гнусников. Спасибо профессору Мамонтову, разрядившему обстановку и его супруге, очаровательной восточной женщине.

А так мы сидели с другом и пили вкусное темное пиво с воблой и обсуждали дела давно минувших дней. Очень уж грустные дела, скажу я вам.

– А что Лиза? Вадик, ты любил ее?

– Не знаю, но мы были близки. Лизка, дура, на следующую ночь сама полезла туда.

– И что?

– Десять лет, как похоронил. Вот так, мой друг. У Валентина чуть не стался инфаркт. Мамонтов тоже умер, неделю не мог прийти в себя. Я тебе рассказываю все это, потому что наболело. Валик стал другим. Ко мне на специальность перешел его бывший студент. Ну и спросил его о доценте Малько. Ответ был неприятный. Студент сказал, что доцент читает, как Бог, но взгляд темный, презирающий, что даже говорить с ним тошно. Он презирает собеседников, поглощает их.

– Вадим, мы с тобой преподаватели. Разве это можно?

– Можно, если его душу поглотила Геката.

– А она могла?

– Вполне. Лучше ли свет? Не знаю. Меня поглотила Артемида, лунный свет. Это лучше, чем Тьма, но итог… Промолчу. Короче, попали мы с Валиком, каждый по-своему, но итог один. Вот так, мой коллега. Запиши мой бред, опубликуй. Но есть и хорошее. После экспедиции я приехал домой. Матери, царство ей небесное, стало плохо. Я наложил руки на ее грудь и облегчил боль, движением рук снял боль на второй стадии рака. Вот так. Но я в полнолуние не могу заснуть, словно лунная богиня меня хочет. Уже начало второго ночи, но мы сидим в пабе, ибо я все-равно не засну. Взгляни на небо.

А на небе сияла полная Луна, горела серебристым огнем. Мне как-то все-равно, а вот Вадим грустно пил темное пиво и тоскливо смотрел на небо. Он был там, в чертогах богини и я просто молчал, наблюдая за другом.

В начале «темных веков» только Византия напоминала окрестным народам о былом величии Ромула и Рема. Мир стал другим, но ромеи цеплялись изо всех сил за прошлое, жили им и гордились делами давно ставших прахом цезарей. Имперские легионы еще пытались собрать воедино не собираемое, но ни Юстиниан Великий, ни его первый стратег Велизарий не понимали, что лучшие имперские времена прошли несколько веков назад.