Леонид Влодавец - Рыцарь Шато д’Ор

— Увы, сударь, всего понемногу. Но надеюсь, что все хорошее несколько преуменьшено, а все плохое значительно преувеличено…

— Люди вообще склонны к преувеличениям, мессир Альберт…

— Уж не преувеличено ли и то, что вы один сразились с четырьмя десятками сарацин и поразили их всех?

— Разумеется, преувеличено. На самом деле их было не более двух дюжин.

— Воистину славный подвиг! Я рад, сударь, что вы посетили наше захолустье. Признаюсь, я завидую вам, мессир Ульрих. Не раз и не два я хотел покинуть отечество и отправиться в Палестину, но моя матушка…

— Надеюсь, она пребывает в добром здравии?

— Милостью Божьей да, сударь. Но она имела видение Святой Маргариты, которая предостерегла ее. Святая Маргарита сказала моей матушке, что в Палестине я непременно паду от рук нечестивцев.

— Принять смерть во имя истинной веры — это счастье для христианина… Тем не менее я вполне понимаю вашу матушку, а долг сына — чтить своих родителей и повиноваться их воле.

— Я поступил именно так. Позвольте, любезный дядюшка, узнать, что заставило вас разбить лагерь, не доехав всего трех миль до замка?

— Не стану скрывать: я не был уверен в том, что мое появление в Шато-д’Оре будет своевременным. Вероятно, я ошибся?

— Не берусь осуждать вас за это, мессир Ульрих. Моя мать действительно немного предубеждена на ваш счет. Но я привык встречать гостей с открытой душой. — Юноша сделал ударение на слове «гостей», как бы давая понять, что хозяин тут он и никто другой.

— Вы правы, мой друг. Хотя я и родился в этих местах, сейчас я всего лишь гость. — Ульрих де Шато-д’Ор в свою очередь не преминул выделить слово «сейчас».

— В таком случае позвольте пригласить вас в замок, — сказал Альберт. — Если вам угодно ехать в нашем обществе, мы с удовольствием подождем, пока вы снимете свой шатер. Если же вы желаете прибыть позднее, то мы ждем вас к обеду.

— Я думаю, что честь, которую вы нам оказали, пригласив к обеду, заставляет нас принять второе предложение… — поклонился Ульрих.

— Итак, я жду вас к обеду. До скорой встречи, любезный дядюшка!

Ульрих провожал взглядом удаляющихся всадников, пока последний из них не скрылся за поворотом дороги на противоположном берегу реки.

— Как тебе кажется, Франческо, нет ли здесь подвоха?

— Мне кажется, мессир, что у них было достаточно времени, чтобы выказать свои дурные намерения, если таковые имелись. Если бы они желали предать нас смерти, то это проще было сделать в открытом поле, нежели в стенах вашего родового замка, где у вас наверняка немало сторонников.

— Я того же мнения. Кстати… Ты, должно быть, заметил, как они похожи?

— Племянник и племянница? О да, мессир, разумеется! Бьюсь об заклад, мессир, что если одеть девицу в латы, а на парня напялить платье, то мы не различим, кто есть кто.

— Браво, Франческо! Должен заметить, ты стал наблюдательным. И к тому же неплохо разбираешься в людях…

— Ваша школа, мессир! Но боюсь, что в людях я разбираюсь даже слишком хорошо…

— Что ты имеешь в виду, проказник?

— Боюсь, что вам пришлась по душе сестра мессира Альберта!

— Зря я тебя похвалил. Оказывается, ты все такой же болван и лоботряс. Она ведь мне в дочери годится… Все дело в том, что она слишком похожа на свою мать. Так же, как и ее братец.

— А-а-а… Это та, что против вас немного предубеждена, как выразился мессир Альберт. А то я уж подумал, что вас, мессир, тяготит обет, данный три года назад в Палестине.

— Молчи, негодник! Этот обет свят и поныне. Я не нарушу его до тех пор, пока вновь не стану владельцем своего домена.

— Неужели вы так жестоко отплатите племяннику за его гостеприимство?

Этого оруженосцу говорить не следовало. Ульрих резко изменился в лице, шрамы от сабельных ран на его лбу и щеках налились кровью.

— Как ты смел сказать такое, мальчишка?! Ты забыл свое место!

— Мессир, я имел в виду…

— Ты усомнился в моей честности, негодяй! Любого другого за такое оскорбление я зарубил бы на месте, но ты как-никак мой сын, хотя и незаконный, а посему я накажу тебя по-отцовски. Эй, Марко!

— Слушаю, ваша милость! — Мужик изобразил подобие поклона.

— Срежь-ка хорошую розгу! Да такую, чтобы ее хватило на двадцать пять добрых ударов!

— Мессир, — сказал Франческо, не теряя достоинства, — если вы желаете таким образом наказать меня, то знайте, что я почитаю за честь быть вами высеченным. И так бывает всегда…

— Тем не менее ты и сейчас удостоишься этой чести! — отрезал Ульрих. — Спускай штаны!