Свитские промолчали. Барон еще больше побледнел, если только было возможно и склонился в почтительном поклоне:
– Без сомнения Ваше Величество!
Карл вдруг почувствовал, что все в этом придворном неприятно ему: неприятен тихий голос, неприятны мысли, которые он высказывал. Потеря прибалтийских провинций, огромные траты на войну приводили риксдаг и население в отчаяние. Зревшее недовольство Карлом в любой момент могло привести к бунту и приходу к власти принцессы Хедвиг Элеоноры. Карл знал об этом, но упрямо продолжал гнуть собственную линию. Барон Беркенгельм всего лишь осмелился в лицо озвучить проблемы.
– Я Вас не задерживаю!
Еще раз молча поклонившись камер-юнкер повернулся и ушел.
Карл поднялся с раскладного стула и подошел к фальшборту, рассеянный взгляд устремился на север к берегам милой Швеции. Заныло под повязкой порванное шальным осколком ухо, он едва заметно поморщился. «Он отомстит, он преодолеет все преграды, но отомстит. Он сделает с северным колосом то, что давно намеревался еще его отец. Округлит прибалтийские владения за счет Новгорода, Плескова (так шведы называли Псков), Олонца, Каргополя и Архангельска. Речь Посполитая получит Киев и Смоленск, а на престол в Москве сядет кто-то более сговорчивый чем приятель Mastergrad».
– Вина, – обернувшись к молчаливой толпе придворных и слуг приказал он.
Вино в хрустальном бокале было терпким с заметной горечью, как сегодняшнее настроение Карла. Оно позволило ему признаться самому себе. То, как сражались русские его поразило до глубины души. Меньший опыт и навыки рукопашной схватки они с лихвой компенсировали яростью и стойкостью в обороне. Перед его внутренним взглядом вновь встали сцены шедшего с величайшим ожесточением боя. Грохот орудий, треск залповой стрельбы и крики сражающихся. Его верные каролинеры снискали право считаться непобедимыми, а русские показали себя воистину железными. Стояли, как истуканы в строю, гибли, но не отступали. Даже раненые, лежащие на поле боя, старались нанести вред врагу. Их можно перебить, но разбить невозможно! Перед собой хитрить глупо и Карл нехотя признал, что его оценка русской армии как одной из слабейших в Европе ложная и еще он впервые за многие годы испытал страх перед таким непонятным и непокорным врагом. Он вспомнил дневник воспоминаний перебежчика из Mastergrad Чумного: «Не советую воевать с Россией! Лучше ставить Европу на колени». Быть может он прав?
После победоносного сражения под Ригой прошло три дня. Одни других красочнее и кровавее слухи о страшном поражении шведов успели распространится по близлежащим землям. Одни ужаснулись пробуждению северного медведя, другие обрадовались. Утреннее солнце, в легкой дымке встававшее над кромкой леса, освещало ровные ряды палаток, широкий луг перед вагенбургом и перегородившую бывшее поле боя полуразрушенную стену бруствера. Погибших успели похоронить, раненых разместить в полевом госпитале. Сырой ветер с моря отогнал ночной туман; проснувшийся с расцветом русский лагерь шумел: звуки команд, сержантский матерок, ржание коней.
Петр стремительно шел по русскому лагерю. Погода, лучше не придумаешь! С удовольствием раздувая ноздри Петр вдыхал пахнущий солью и йодом морской воздух и, хотя главной страстью царя стал воздушный океан, но и о первой, юношеской мечте: море, он не забывал. На несколько шагов позади свитские. Встречные офицеры лихо козыряли юному государю, удостаиваясь ответного кивка.
– Кругом! Шагом марш! – муштровал пополнение усатый сержант измайловец. Гвардейцы месили грязь на импровизированном плацу за палатками. В ожидании, когда генералы отдадут распоряжение на марш обратно в Ригу, лагерь жил обычной полевой жизнью. При виде государя солдаты лихо взяли на караул, выкатывая от усердия глаза в сторону Петра. Дальше начинались палатки сопровождавших армию мастеровых. Без них никуда, починить порвавшийся мундир, подковать захромавшую лошадь, много работы. Оглушительно ударяли кузнецкие молоты в двадцати кузнях, поблизости негромко урчит паровик… Дальше палатки портных. Около тихо, их работа не требует шума и огня как у кузнецов.
Петр свернул за палатками и остановился посреди дороги как вкопанный. Повернулся к свитским. Непорядок! Меньшиков, с содроганием увидел царевы бешеные, круглые глаза. В мелкой теплой луже, оставшейся после позавчерашнего дождя раскинув руки спал солдат, судя по эмблеме на куртке московского полка. Вечером в день победы пировали, а сейчас не моги! Невысокий человек, в дорогом польском кунтуше с обвислыми усами, над которыми яростно горели серые глаза, по виду шляхтич, двигался навстречу царю.
Читать дальше