Рина Оре - Три цветка и две ели. Третий том

________________

Двадцать шестого дня Смирения Рагнер и его гости взошли на галеру, любезно предоставленную королем Ладикэ, и, уже нигде не задерживаясь надолго, к сорок первому дню Смирения прибыли в Калли: миновали Сиренгидию и все города Орензы, раскинувшиеся по берегам полноводной реки Лани. Галера эта была длинна, быстра, имела два косых паруса, места для гребцов под верхней палубой, на носу – надстройку с тремя пушками, на корме – надстройку с тремя удобными спальными каютами и одной парадной залой. Были в каютах и балкончики, и отдельные уборные, и застекленные окна, и даже печки. Словом, речное путешествие выдалось удивительно приятным.

Реонданн, «Водные ворота Орензы», восстанавливали, как Рагнер и говорил. Более это место не напоминало выжженные развалины – возводили новые городские стены, крепости, портовые пристани; скоро временные жилища строителей сменят добротные дома, заработают рынки и храмы. В Бренноданне Рагнер передал послание для короля Эллы, думая обсудить его на обратном пути – если он договорится со своим главным врагом, имевшим личную обиду, с герцогом Альдрианом Лиисемским, то будет проще договориться и с королем Эллой VIII. А там и Ивар к ним присоединится – все вместе они поставят наглых аттардиев на место, все вместе изгонят санделианцев. Против аттардийского единорога и санделианского слона выступят бронтаянский медведь, лодэтский водоворот, ладикэйский дуб, орензская звезда и сокол Лиисема. Наверняка к этому странному войску присоединятся орлы Лодвара, горы Ни́борда́жда, черный волк Дертаи, акула Ламноры и сольтельский щит Нибсении. Еще Рагнер воевал за Лаа́рснорсда́жд и за герцогов Верхней и Нижней По́дений – может и их удастся примирить с соседями да объединить? А род Альдриана Лиисемского происходил из вождей Антолы…

Калли славился в Орензе как красивый городок у водопадов и двух горных озер, но и туда путешественники не поднялись – направились по горному ущелью к долине до крепости Тронт, оттуда – в Нонанданн. У него торговая дорога разветвлялась на две: на юг, к Элладанну, и на запад – к Луве́анским горам, затем к Мартинданну, а кроме того – к деревне Нола́ у самой границы двух герцогств, Лиисема и Мартинзы, к «свинячьему имению».

На исходе шестого дня Нестяжания, на исходе дня рождения Маргариты, она обняла своего дядюшку Жоля, подруженьку Беати и братьев, Синоли и Филиппа. Путь занял всего ничего: сорок один неполный день.

«Свинячье имение» преобразилось. Как Жоль Ботно и обещал, он «насотворивал чуде́сов»: залатали крышу, укрепили забор, отскоблили доски, побелили стены, заменили ставни; плющ живописно потянулся к крыше, виноградная лоза обняла решетчатые шпалеры у окон первого этажа… Более это место не напоминало убогие, разваливающиеся постройки, но навевало мысль об уединенном островке, созданном для тихой семейной жизни. Вид поутру из окон, на зеленые холмы и синие, дымные горы, невольно заставил влюбиться в этот край. Еще оказалось, что прежний владелец имения задумывал деревянный дом как временное жилище, а немного выше, уже среди леса, заложил фундамент для замка, там же посадил фруктовый сад – и деревья как раз начали плодоносить: яблони, сливы, груши, вишни, персики, миндаль, инжир, гранат и любимый Маргаритой тутовник! В лесу еще притаились заросли малины, крыжовника, земляничные и цветочные полянки; у деревни выращивали виноград. По осени делали вино, его же продавали по весне.

Единственное, что заставило Маргариту плакать – ее любимица, пегая и голубоглазая Звездочка, умерла зимой. Дед Гибих тоже почил в вечности – через триаду и три дня после кобылы – встал из-за стола, да и рухнул замертво.

– Им на старостях лет всё ж таки свезло, – успокаивал Маргариту дядя Жоль. – Не всем людя́м так свезти могёт, дочка…

Старший брат Синоли ничуть не изменился – приятный лицом, веселый, русоволосый и уже загорелый. Беати, хоть видно этого еще не было, ждала второго ребенка. Сказала, что сразу понесла, как две восьмиды назад перестала кормить грудью. Их дочке, маленькой Жоли – темноволосой и белокожей (не смугленькой, как Беати), восьмиду назад исполнился год. Красавица-Жоли уже ходила, болтала, всё подряд кушала, всё деловито трогала. Беати привязывала ее к себе за руку, как собачку на поводке, либо к чему-то в доме – иначе невозможно было уследить за этой бойкой девчушкой: то она спокойно играла в уголке, то в следующее мгновение лезла в окно, увидав птичку. Маргарита подумала, что это умно, конечно, но она сама Ангелику ни за что не будет привязывать.