Алексей Мартыненко - Запретные темы истории

Но, если честно, они и сами об этой лишь теперь вновь для себя открываемой нами древнейшей на земле стране, имя которой былинная Святая Русь, что находилась в Палестине, а не на Русской равнине, знать ничего не знали и ведать не ведали. Хоть некоторые из них частенько и догадывались, что информация им предоставляется чрезмерно однобоко, а потому следовало бы, по-хорошему, эту информацию основательно пересмотреть.

Для чего именно сегодня практически не имеется никаких препон (если не считать препонами стоящих на позиции «тысячелетней рабы» многомиллиардные вложения в наш обман со стороны фондов Сороса или Карнеги). Но сейчас, все же следует оговориться, Правду говорить можно (если ее кто-либо услышит – многие, к сожалению, ее не хотят и знать).

Но в былые времена проблем было куда как много больше. За высказанную правду людей сажали в лагеря, в психушки, расстреливали. Потому большевицкая ложь всеми была усвоена, зазубрена и семидесятилетие существования сооруженного раввинами советского голема вдолблена нескольким поколениям жителей СССР.

Но кто отобрал у нас нашу историю и наш родной язык? Кто сконструировал из нашего в древности самого грамотного народа эту столь шокирующую сегодня своей ущербностью дворнягу?

Прежде всего, следует сказать о власть предержащем в нашей стране обществе, существовавшем здесь до большевицкой революции. Ведь именно оно в ответе за то, что здесь в те времена произошло. Именно верхний слой, хоть и жилось ему здесь более чем припеваючи, заигравшись в масонскую конспирацию, не заметил, что засунул этими своими неумными играниями в том числе и свою собственную голову в петлю. Которая, затем, и затянулась на шее этой бездумной сдобренной чужебесием головы в виде всепожирающего смерча кровавой революции.

Но если бы раздувшие этот пожар лица были бы хоть немножечко предусмотрительнее, они бы знали, что гидра революции с завидным постоянством пожирает в первую очередь именно своих созидателей. Ведь слою этого странного общества, именовавшегося высшим, от скуки, всегда хотелось поиграть с таким заманчивым модным на Западе ветерком свободы. И никто из вступивших в масонство членов этого общества никогда и в снах своих самых кошмарных не подозревал, что, посеяв освежающий дающий дышать свободнее воздушно легкий бриз, можно, в конце концов, пожать дикую разбушевавшуюся не в меру стихию в виде бури, эдакий смерч лютой гидры безумствующей революции.

Вот и здесь вечно гоняющиеся за коварным призраком моды западнически настроенные дворянчики, не подозревая подвоха, лихо подставили свои да и чужие свободные от их заблуждений головы под кровавые гильотины «русской» революции.

Но, что интересно, русских руководителей эта революция не имела точно так же, как революция французская не имела во главе своей французов. Потому и правила грамматики были исковерканы в пользу захвативших власть инородцев. История же подверглась просто тотальному искажению – благо далеко в поисках залежалых работ на эту тему рыскать не пришлось. Ведь уже со времен Лжедмитриев становится модным хаять себя и хвалить при этом заграницу. Причем, впоследствии такое положение дел даже узаконивается: за основу нашей истории сегодня принято считать кощунственно порочащие нас сочинения наших же ненавистников – немецких лжеисториков времен Екатерины II. Есть ли во всех их бреднях хоть капля правды о нас?

Вот и изучай всю эту галиматью сидя на школьной скамье. Ведь отыскать правду без надежного путеводителя ох как нелегко даже сейчас и, к тому же, взрослому человеку. А каково ребенку – и тогда?

Мне же в этом вопросе, в свое время, несказанно повезло. Удалось отстоять свою голову от насильственного проникновения в нее чьих-то достаточно и по тем временам слишком неубедительных идей.

Пришлось, правда, преизрядно потрудиться с техникой не пускания в мозги всякого ученического мусора. Для чего удалось овладеть древней техникой общения с окружающими Юлием Цезарем: искусством размышления над какими – то достаточно важными вещами в момент машинального записываемого в тетрадь проходимого (мимо моей головы) учебного материала.

Потом, как выяснилось, конспектировать своей рукой оказалось очень полезным делом: меня уже не раз собирались отчислять, когда лишь беглый просмотр конспекта помогал избежать удалению из очередного учебного заведения. Нашпигованный записанными своей рукой каракулями (а иные просто не умел разбирать) я отвечал практически на все задаваемые мне вопросы, от чего у некоторых из особо меня патологически ненавидящих учителей чуть порок сердца не случался. Однако стоило мне только хлопнуть дверью покидаемой аудитории, как голова, сразу же, прекраснейшим образом от всей за пару дней набитой в нее дребедени (для меня: кому-то, может быть, она и необходима) мгновенно пустела. Потому можно было раскрывать по следующему предмету конспект и начинать лихорадочно впихивать в голову уже записанную в нее очередное о чем-то там таком учение. И все повторялось вновь.