Станислав Гольдфарб - Котел Чингисхана

– Уперед.

– Братцы, братцы, ой-е-ей! – Михей даже подскочил на чурбачке, подпрыгнул, как мячик, и снова «упал» на деревянный обрубыш. – Куда же уперед?! Там и земли-то, поди, нет.

Он нахохлился, словно петух перед боем.

– Сказ же шел – возьмем ясак и айда по домам.

– А иде он, дом-то? У какой стороны? – невесело сказал рыжий, с рыжей бородой детина по прозвищу Хват. – Откуда пришли – не ждут, куда пойдем – гостями будем. Это что ли дом?

Хват с силой топнул ногой о земляной настил зимовья.

– Не спорьте, браточки. Что вперед, что назад – дорога у нас одна по судьбе – трудная да работная.

– Верно, Ефимий, словно быки упираемся.

– Ну, ты-то, Михей, упираешься, а то как же! Все больше у печки сидишь, варево нюхаешь, – буркнул Хват, и все дружно засмеялись.

– Да, сдается, долгонько здесь просидим. Это я во сне тоже узрел. Емануха к дому. Куда денешься.

– Стоячая вода гниет, – не унимался Михей. Он никак не хотел смириться с мыслью, что в этом пустынном месте придется задержаться надолго.

– Коли начнем рубить острог – не скиснет, – перебил его строго Ефимий.

– Острог! Опять, поди, приснилось. Острог! Поди, соврал? А?

Михей соскочил с чурбачка и забегал по зимовью.

– Сядь, не елозь, – поймал его Хват и усадил на место.

– Может, и вру, а только емануха- к дому, звонец – к дороге.

– А что ж дорогу с острогом связывает?

– Да ты, Михей, мало того, что шумный, так еще и слепой. Что тайга дремучая, лес непролазный? Звериный дом, а коли острог тут станет? Дорога пройдет. Глядишь, купчики объявятся. Допер?

– Эх-ма, было жилье, еда да питье, будет житье, как встал – так завытье. То-то я гляжу, атаман каждую лесину, словно дите родное, обнимает.

Все замолчали. Даже Михей – и тот притих, осмысливая услышанное.

Слова Ефимия смахивали на правду, и ее надобно было осмыслить. Одно дело – по тайге бродить, ясак брать, с братскими мены вести. А острог ставить – ого-го… Самим, своими же руками, на голой земле, не защищенной от ветров и дождей, не укрытой от вечных сибирских метелей и морозов, рубить крепость, башни дозорные, амбары, избы. И церковь! Как же без нее…

Тут было над чем призадуматься…

…К вечеру вернулись ясатчики. Ефимий сразу понял, что сбор прошел удачно. Атаман, обычно задумчивый и неразговорчивый от вечных тревог и сомнений, а еще постоянных опасностей, что на каждом шагу подстерегали сборщиков в сибирской земле, сейчас был спокойным и, кажется, даже довольным. Где-то «потерялась» знакомая и привычная складка на лбу, и глаза, точно помол одевшие, искрились. Значит, соболя, песца и белки взяли довольно.

Служилые живо разболоклись и, под нескончаемые расспросы покидав одежду у входа, уселись за стол, оглаживая от удовольствия бороды, потирая руки в предвкушении ужина в тепле, среди своих. А пока Кирька и Михей метали на стол немудреную еду, обсуждали поход.

– Ох, Ефимий, чуть не забыл, подарочек для тебя, на-ка, прикинь.

Атаман передал Ефимию лисий чебак под белкой.

– Князец Яндаш жалует тебе. Носить – не переносить. Видно, шибко ты его песнями своими пронял в прошлый раз.

Все понимающе загудели – богатый подарок и полезный.

– Теперь твоей башке никакие морозы не страшны, сны сами попрут.

– Спасибо Яндашу, справный мужик. И малахай справный. – Ефимий тут же примерил обновку под одобрительные возгласы товарищей.

– Атаман, дозволь слово.

– Говори, Михей, дозволяю, коли слово. Но, знаю, ты у нас велеречив шибко. В слово-то не уложишься.

Зимовщики дружно засмеялись.

– Он в словах своих, как заяц в тайге – прыг-скок.

– Лиса, лиса, уж больно хитрован.

– Нас-то он уже уморил своими расспросами, пока вы у ясашных пропадали. Пришло время за вас взяться. Держись, атаман, – пробасил Хват.

Атаман был явно в хорошем настроении и махнул рукой, делая знак, чтобы все замолчали.

– Постойте, постойте, мужики, пусть слово скажет, – утихомирил подельников атаман. – Давай, Михей, выкладывай, что хотел.

– Ты скажи, нам, атаман, Христа ради, скажи, доколь сидеть здесь будем. В этой избе лесной. Ни взад, ни вперед не ходим. Вот уже и харчишки на исходе, одежонка пообносилась, солнце видим только сквозь кедрач.

Служилые удивленно переглянулись. Сразу ясно – не вольной крови человек. Прибился к ватаге случайно и мается теперь по своей же глупости. Разве плохо на эдаком-то приволье?! И просторно, и легко без вечного хозяйского окрика. Чуть что – наказание, а то и вовсе забьют или покалечат боярские холуи.