Клэр Кэмерон - Последняя из древних

– Хм, – сказала она. И стала рассасывать мясо, пока наконец не проглотила.

После того как старуха поела, Крюк раздал остальным членам семьи по горсти жареных лесных орехов и по куску сушеного мяса из запасов. Дочь жадно грызла свой кусок мяса. Порция была немного больше обычной, ведь это требовалось для охоты, но все равно казалась недостаточной. Дочери всегда было мало. Она постоянно была голодна. Под кожей Дочь чувствовала что-то похожее на то, что ощущала от жевания. Она пыталась успокоиться, представляя себе разные картины: вот она после охоты, с куском мяса в руке, она высасывает из него сок, ее ноги, покрытые легким пушком, вздрагивают от счастья, она облизывает и жует, кровь стекает по ее подбородку. Воспоминание о мясе наполнило ее надеждой. То, что она вспоминала, не обязательно должно было случиться с ней, это мог быть и опыт, пережитый другим членом семьи. Память могла передаться через сны или через еду. Она была нужна для того, чтобы безопасно сохранять тело в привычном состоянии, находить пищу или понимать что-то незнакомое. Поэтому Дочь закрыла глаза и впустила в себя приятные ощущения от свежего мяса. Она вспоминала все случаи, когда охота проходила удачно для нее и для тех членов семьи, что жили прежде. Эта охота могла бы утолить ее голод.

Позади она услышала, что Большая Мать, принюхиваясь, шмыгает носом. Рука старухи, сильная как звериная лапа, обхватила ее плечо и крепко держала. Шмыганье становилось ближе: мать что-то на ней унюхала.

– Хм.

Дочь дрожала, как лист, слишком тяжелый для своей ветви. Большая Мать обнюхивала ее, как будто проверяла, не больна ли она солнечным укусом. Дочь прижала руку ко лбу. Рука казалась немного горячее, чем обычно, но не более того. Она не чувствовала себя больной; наоборот. Ее мышцы сокращались от какого-то стремления. Может быть, она проголодалась больше, чем обычно, хотя едва ли такое было возможно. Она еще не чувствовала того, что уже унюхала Большая Мать.

Дочь узнала об этом, когда в последний раз перед охотой присела по нужде за кустиком. Она увидела слизь на бедре. И хихикнула: это было больше похоже на яичный белок, чем на то, что обычно исходило из нее. Она вытерла слизь листком и удивилась, какая она скользкая. Это не было похоже на кровь, которая пришла в прошлом году. Она не чувствовала боли, только легкий спазм в бедре. Холодная струйка пробежала по позвоночнику, когда она поняла, что это течка. В первый раз. Течка испускала запах, говоривший, что она хочет спариться. Дочь знала, что ей нужно подождать, пока они не окажутся на месте встречи. Всю зиму Большая Мать давала ей добавочные порции мяса, намекая, что в этом году Дочь может набрать достаточно жира, чтобы течка подоспела ко времени рыбалки. Тогда она станет достаточно взрослой, чтобы обрести собственную семью. Большая Мать хотела, чтобы ее Дочь дала ей повод гордиться. Как раньше давала его сестра Дочери, Большуха.

Но, несмотря на все дополнительное мясо, съеденное зимой, Дочь волновалась. Она не хотела покидать семью, как сестра. Большуха была веселой. Они играли, шептались и ловили насекомых друг у друга на спинах. Многие вообще считали их одним и тем же телом, с похожими широкими носами и рыжими волосами.

Отличало их только одно. Когда Большая Мать путала их, она просила их улыбнуться. Большая Дочь однажды основательно стукнулась о скалу, после чего недосчиталась двух передних зубов.

Щербинка только сделала ее улыбку ярче. Когда Большуха хотела рассмешить сестру, она просовывала в щель язык и шипела, как змея. Дочь боялась змей. Сестры тогда начинали ходить крадучись и пригибаясь, визжали и смеялись, пока одна из них не падала. Та, что оставалась на ногах, падала сверху и начинала щекотать другую. А иногда игру прекращала крупная нога Большой Матери. Щербинка во рту Большухи очень их веселила.

Дочь считала сестру самой сильной женщиной, ведь та выиграла себе семью во время рыбалки. Но теперь она ушла. Возможно, она жила хорошо и у нее было вдоволь мяса, но Дочь ничего о ней не знала. За исключением походов на место встречи, она никогда не отдалялась от семьи. И не знала, какова жизнь в другом месте.

Когда она пыталась представить себе жизнь Большухи, ей приходило в голову только одно: блохи кусаются, а рядом нет сестры, чтобы переловить их. И уход из семьи ей представлялся так же: блоха, до которой ее пальцы не могли добраться. А теперь пришла течка, и Дочь должна измениться. То, что ждало впереди, было темным и мрачным, как глубь пещеры.