Ирина Измайлова - Троя. Герои Троянской войны

— Не смей! — крикнула Андромаха, вдруг обретая твердость голоса и вытягивая вперед руку. — Это — собака Ахилла. Если Неоптолем узнает, что вы хотели убить ее, он не простит вам…

— Да? — воин растерялся. — Собака Ахилла? Откуда ты знаешь, женщина?

— Я видела его с нею, — голос пленницы зазвенел. — Он говорил мне об этой собаке. Не трогайте ее, и она никого не тронет.

— А, пускай Неоптолем решает! — донесся снизу голос другого караульного. — Нам-то что? Пес ничего плохого не делает.

Голова воина еще поторчала над бортом корабля и исчезла. Тарк понюхал воздух, недовольно зарычал и лег у ног Андромахи. Астианакс вырвался из рук матери и, скатившись с ее колен, обнял пса и зарылся личиком в густой золотистый мех. Всего несколько дней прожил Тарк во дворце Приама, но за это время сын Гектора успел полюбить его.

И тут Андромаха поняла, что, наконец, может заплакать. Не навзрыд, как обычно плачут женщины в великом горе. Ее плач был похож на все усиливавшуюся внутреннюю дрожь, разрывающую душу, извергающую из глаз слезы, жгучие, как сама ее боль, ничего не облегчающие, лишь дающие выход отчаянию.

Она плакала, вся содрогаясь, почти беззвучно, не закрывая лица, не опуская головы. А у ее ног трехлетний малыш, смеясь, возился с гигантским псом и теребил его густой мех. И это было все, что осталось от мира, в котором она жила, от всего, что она любила…

Наступил март, как-то очень быстро в этом году начались оттепели, а ночами вновь приударял морозец, и улочка, что вела от укатанной шоссейки к дому профессора Каверина, из твердо утрамбованной сахарно-белой дорожки превратилась в шероховатый каток, местами грозивший проломиться. Аннушка неосторожно поставила ногу на вроде бы надежный лед и ойкнула, по щиколотку уйдя в студеную ледовую крошку.

— Вот разиня! — шедший впереди Миша обернулся к жене и подхватил ее под локоть. — Ну что? И в сапог попало?

— Попало, а ты как думал! — отозвалась расстроенная Анюта. — И ведь новые сапожки…

— Вот-вот! Зачем же за город на каблуках? Ладно, положим у камина — быстро высохнут.

Они торопились к профессору, потому что в прошлый раз ему пришлось прервать чтение пока что наполовину переведенной второй книги романа на самом интересном месте. Но вовсе не потому, что Каверин устал. Просто Вера, с которой они в очередной раз оставили малышей, позвонила уже в двенадцатом часу вечера и сообщила, что у маленькой Нинки поднялась температура, она капризничает, а по сей причине готовы поднять рев и Сашка и Алешкой. Лишнее говорить, что Миша с Аней бегом кинулись на последнюю электричку. Правда, в итоге все обошлось: температура была небольшая и к утру прошла, а «мужской состав» близнецов к приезду папы и мамы уже мирно сопел носами.

— Слушай, а у кого-то из античных авторов есть ведь такой вариант развития событий, — сказала Аня, когда неделю спустя они водрузились в полупустую электричку, и та, загудев, «отчалила» от мокрого весеннего перрона. — У кого-то из них Астианакс тоже не погибает при осаде Трои, как в большинстве мифологических вариантов, а попадает вместе с Андромахой в рабство к Неоптолему.

— Путаешь! — возразил Миша. — Тебе вспомнились не античные пьесы, а драма Расина «Андромаха». Вот там, действительно, Астианакс остается жив во время штурма Трои и оказывается вместе с матерью у Неоптолема. Опять загадка: почему никто из авторов древности не знал, а драматург XVII века знал? Может, Александр Георгиевич выскажет какие-нибудь предположения?

Однако скользкая дорожка и вымокший в ледяной каше сапожок заставили молодых людей на время позабыть приготовленный заранее вопрос. И когда Каверин, кинув Аннушке на колени плотный плед и заварив своего знаменитого чаю, уселся в кресло и взялся за кипу новой распечатки, Михаил спросил совсем другое:

— Александр Георгиевич, а что, все эти Агамемноны и Менелаи не узнали, кого именно взял в качестве боевой добычи Неоптолем? Помните, в конце первой книги Гектор высказал опасение, что его сына ахейцы могут убить?

Профессор улыбнулся:

— Зришь в корень, Мишенька, зришь в корень! Сейчас об этом и пойдет речь. Мы с вами покинули Андромаху в тот страшный, вероятно, самый страшный в ее жизни вечер, когда корабли ахейцев еще стояли у троянских берегов. А на рассвете…

На рассвете корабли вышли в море. Шторма не было, но ветер не утихал, и тяжело груженые суда, низко осевшие в воду, сильно шатало, опасно креня их борта почти к самой волне.