Айдас Сабаляускас - Три дня из жизни Филиппа Араба, императора Рима. День второй. Опять настоящее

На предназначенном для императора куске жизненного пространства могло бы вальяжно рассесться всё царское семейство, но жена Марция Отацилия, всплакнув и помолившись Иисусу, ехать на кровавое зрелище категорически и наотрез отказалась; сын Филипп в это время предпочитал ещё сладко спать, сопя носом, причмокивая губами и даже иногда то ли похрапывая, то ли похрюкивая; лапочка-дочка Юлия Севера до Рима пока не добралась; родной брат императора Гай Юлий Приск стационарно пребывал далеко на Востоке, блюдя там общие интересы их царского арабского рода да и всей великой Римской державы, а шурин Северин устанавливал новый порядок на Балканах.

Да что там скромничать! В ложу императора, если бы он того пожелал, можно было бы слоями и поодиночке понасадить или понапихать ещё кучу придворных и доверенных лиц. Например, его земляка-вчерашнего конюха, по хотению и устному велению в один миг возвысившегося до сенатора. Да и всех тех, кто вчера в темах Каракаллы объявил себя арабами, а потому в один миг милостью Божией ставших римской элитой.

Тут Филипп вспомнил, что с утра так и не подписал Эдикт о назначении конюха державным генералом, но мысленно отмахнулся: «Ладно! Ещё не раз успею… забыть… и опять вспомнить, а затем крестик-нолик на мужике поставить!»

Не успел отмахнуться от одного, в голову уже лезло другое: не было издано Указов о возведении в сенаторское достоинство ещё, как минимум, четырёх арабов: Дионисия (бывшего раба Потента), эксперта Эксперта, бывшего банного служки-массажиста Андроника и директора терм Каракаллы. Все пока были подвешены на честное августейшее слово.

«Ну, пусть там и повисят! Это не на дереве и не на виселице – жить можно! В конце концов император – хозяин своему слову: как дал, так может и обратно забрать! Эдикты им, видите ли, подавай! – вздёрнув уголки губ кверху, сам себе кивнул Филипп. – Не забуду – не прощу ! Всё у вас будет, достойные мужи державы!»

*****

Если не считать гида-экскурсовода (а этого в расчёт действительно можно было не принимать), властитель Рима оставался в ложе один. И теперь делал тут, уединившись, непроницаемое каменное лицо: должны же все в наконец-то уверовать в то, что он исконный римлянин и прирождённый император! Он прирождён, чтоб сказку сделать былью . Да и рождён был ровно для этого же.

Царское место было приподнято над террасой, словно подиум, поэтому обзор вокруг был великолепным! Собственно говоря, это и был самый настоящий античный подиум-возвышение (pulvinar), а не какое-то там «словно». Отсюда можно было дёргать все нитки, верёвки и канаты – управлять империей системно и систематически, регуляторно и регулярно.

«Батюшки святы! Да в этих просторах народу тысяч сто уместится! А если уплотнить, спрессовать, то и двести! И триста! И… и… и… аж дух захватывает! – продолжил Филипп мыслить, следовательно, существовать. – Это сколько же легионов рассадить здесь можно! Минимум – пару десятков! Какие там «пару»! Три! Десять! Сто! Кто больше?! Замечательное местечко! Вот тут я в апреле следующего года и отпраздную тысячелетие Рима! Моего Рима! На века всем запомнится, что при Арабе этот… конкретный, выбранный мной день календаря будет отмечен и станет официальным. Пусть даже в истории реально и другая дата останется. После меня Рим будут звать Вечным градом! Никогда такого не было и вот опять !.. Кстати, а где же всё тутошнее руководство: и амфитеатром, и школы гладиаторов? Почему не встречают меня лично, как положено… по административному регламенту? Или у них регламенты до сих пор не разработаны? Или разработаны, но по разгильдяйству местного начальства не утверждены?.. Не объявятся, так носить им на двоих один обрывок шкуры мамонта вокруг могучей талии ».

– Такое чудо есть только в Риме! – обеспокоившись затянутой паузой, нарушил тишину гид-экскурсовод, имея в виду, без сомнения, Колизей.

«Ох уж мне это “только в Риме”! – то ли из чувства противоречия, то ли саркастически подумал Филипп, словно в его голову кто-то свыше влил противную его разуму мысль. – С представления о собственной уникальности начинается отсчёт банальности: мол, нигде, кроме как в нашем сельпо !»

« Вышел из залива Таго

И вижу —

Над белоснежным пиком

Высокой Фудзи

Белый падает снег …»

Ямабэ Акахито

В ложе императора, словно по щучьему велению и царскому хотению, внезапно появились двое: директор-распорядитель Колизея и хозяин школы гладиаторов (ланиста), который единственный из собственников подобных учебных заведений сумел оперативно откликнуться на вчерашний административный запрос свыше и потому выставил сегодня на арену на убой своих пусть и не лучших, но бравых, самоуверенных и решительных воспитанников.