– Разрешите представиться, отец Никодим
– А я сын Григорий Гаврилович, чем обязаны?
– Дык, поговорить уж больно хотелось, человек достойный, в трактир не ходите, думается, что вечеру пропадать, может прогуляемся?
Григорий Гаврилович отложил книгу, накинул пальто и вместе с отцом вышел на улицу.
– Вы уже гуляли по нашим улочкам? – спросил Никодим
– Не довелось, прибыл только утром.
– Это не беда, это ничего, это поправимо. Вы как я слышал из Петербурга странствуете?
– Да, одно дело заставило меня взять отпуск и покинуть родной город.
– Что за дело?
– Простите отец, секрет службы
– Понимаю, во всяком случае это промысел Божий, раз вы стали паломником. И сколько Церквей вы посетили?
– 16, если брать в расчет и маленькие Часовни. Моя конечная цель – Христорождественский кафедральный собор в Рязани, мой прадед был там архиереем, так что место то особенно для меня важно. Иду я пешим от самого Петербурга, по пути останавливаясь в деревнях на ночлег и службу
– Да, в эпоху разврата есть еще истинно верующие.
– Спасибо отец, жаль, что завтра с утра я двинусь в путь и мы с вами может никогда больше не свидимся.
– Не зарекайтесь, вот год назад, к примеру, пришел к нам один хромой странник, так ему у нас до того понравилось, что он до сих пор здесь живет, правда чудной он какой-то, сначала на службы ходил, потом как к бабке одной переехал перестал, только на речку ходит, да в лес по грибы, по ягоды, а так из дома не вылазит, поди знай, поди знай.
– Хм, действительно, странно
– Так что еще страннее, он по началу с тростью расписной ходил, трость то не обычная, чай сам Царь-батюшка вручил, с какой-то головой на ручке, сова что ли, запамятовал, а потом дел ее куда-то и с палкой обычной ходит
Григорий Гаврилович удивился, как будто вспомнил что-то из прошлого.
– А, вот его дом – Никодим указал на невзрачный старенький дом, заметно отличающийся от других стройных изб
– Понимаете, юмор все уравнял – неожиданно сменил тему Никодим – я имею в виду, что сейчас мужики одинаково шутят над злым барином, попом и жидом. Раньше существовали границы, были запретные темы, трогать их считалось постыдно. А сейчас, тьфу, развращается народ, ой развращается. За все годы жизни я уже точно познал всю механику мира, людьми движет либо зависть, либо похоть
Гуляли еще с полчаса, распрощались и Григорий Гаврилович побрел к себе, размышляя о хромом страннике, кто он и от куда? Все эти вопросы костью стояли у него в горле. Вернувшись в нумер он разделся и лег спать, еще раз задав себе эти вопросы, коии, казалось бы уже стали риторическими.
Утром разбудил его Семен. Григорий Гаврилович нехотя встал, позавтракал и отправился на службу. Уже он не думал о том хромом и о его трости, он просто молился, позабыв о суетном. После богослужения отец Никодим подошел к нему попрощаться.
– Ну что ж, всего хорошего, легкой дороги
Словно молния ударила в лицо Григорию Гавриловичу, он переменился, вспомнив вчерашнюю беседу.
– Нет, я, пожалуй, останусь на пару дней, хочу еще немного насладиться сим чудесным местом
– Рад это слышать, прошу прощения, увидимся позже
Отец Никодим удалился по делам, а Григорий Гаврилович решил спуститься к речке, где уже во всю плескались крестьянские детишки. Он сел на корягу и задумался. Надо сказать Григорий Гаврилович был человеком видным, высоким и держался так, будто королевских кровей. Родом он из Санкт-Петербурга, отец купец II гильдии, а мать дочь знатного помещика. Будучи человеком бездетным, отраду родителя нашел он в сыне старшего брата – Вене. Отец Вени штабс-ротмистр, по долгу службы часто отлучался, мать постоянно болела и воспитание полностью перешло в руки нянечки и его, не позволив меланхолии родителей перейти на ребенка. С самого раннего детства Григорий Гаврилович прививал Вене Христианские ценности: добро, сострадание и любовь. Между занятиями с репетиторами он читал ему книги и стихи, рассуждал с ним о жизни и людях.
– В одной из иностранных книжек по философии я прочел, мол все, что нас окружает в мире есть некая система и что все члены данной системы в общем или локальном смысле против нее. Но я вам дяденька вот что скажу, человек не против системы в принципе, как способа существования, он против именно своего места в системе. Вот, к примеру самый последний холоп Захар, всю жизнь пашет, ненавидит барина своего, но если его самого поставить барином, то он пуще прежнего хозяина будет изыматься над крепостными и наслаждаться жизнью всеми доступными способами. Так называемая система – благополучие для одного и горе для другого, ибо место сидения определяет точку зрения
Читать дальше