Йоханнес Йенсен: Ледник

Было совсем тихо и безветренно, но очень холодно. В воздухе стоял пресный запах размытой дождем земли. Весь мир как будто лежал нагой, дрожащий от холода, в ожидании Страшного суда.

Перед самым восходом солнца утреннюю зарю заволокли новые полчища свинцовых наливных туч, которые, множась на лету, покрыли все небо. Воцарилась жуткая темнота, и на мгновение вся природа притихла. Дренг, затаив дыхание, созерцал эти новые тучи; таких черных и грозных он еще не видел.

Вдруг из черной бездны сверкнул холодный, синий, всеохватывающий огонь и превратил тучи в огненно-белые громады гор, в доходящий до зенита хаос вершин и пропастей; и вслед за молнией грянул гром, коротким раздирающим ударом; в тот же миг туча разорвалась и стремительно обрушилась на землю – но уже не водяными потоками, а белыми хлесткими кусочками – градом. На землю сыпались ледяные зерна; туча с визгом открыла пальбу по размытой, разрыхленной земле.

Гром вспугнул все живое. Из лесу доносилось многоголосое подавленное стенание. Звери, уже долго боровшиеся с водой в затопленных долинах, олени вперемежку с тиграми последним судорожным усилием вынырнули из волн навстречу молнии – она ослепила их, и они погрузились навсегда. Далеко-далеко единорог разбудил в ущелье многомильное эхо, испустив короткий отчаянный рев, словно вырвавшийся у него из самого сердца, а немного погодя затрубил где-то еще дальше, но еще исступленнее; животное совсем взбесилось и яростно мчалось по лесу.

Все спавшие под скалой проснулись и, как один человек, пали ниц перед громом, вопили, лепетали, хныкали и гладили землю, умильно прося пощады. Но поплакав и полежав некоторое время на земле и видя, что удар не повторяется, они успокоились и подползли поближе к костру. Они впивались в огонь своими кроткими, еще влажными от слез глазами и дрожали от благодарности за милость огня, позволявшего им обогреться; они протягивали к нему руки, бессознательно жуя губами, словно ели – так им было хорошо, – и с глубокой благодарностью кивали ему головой. Ах! Огонь ведь был и господин, и единственный друг. Потом они принялись усердно чесаться, а затем опять запустили зубы в яблоки, с которыми не расставались и во сне, начали жевать и перебраниваться, – одним словом, опять были счастливы, избежав уничтожения. Они даже не потрудились хорошенько посмотреть на то белое, что усыпало землю там, поодаль от них; там было, конечно, очень скверно, а тут у огня так славно, и пока ведь еще не было нужды выходить туда – день еще не наступил. Тепло скоро опять сморило их; они стали зевать, потягиваться и один за другим опять повалились на землю, свернулись каждый на своем нагретом сухом местечке, и скоро опять весь круг спал.

После града выглянуло солнце. Под его лучами белые ледяные зерна быстро исчезли с поверхности земли – таяли и испарялись. На короткое время солнечный свет залил затопленные леса, как будто солнце желало проверить работу разрушительных сил. Но вскоре над землею навис ужасный туман, и в утренней тишине по мокрому лесу пошел какой-то странный робкий скрип и трепетание.

Что-то такое совершалось, что-то втихомолку подкрадывалось; что-то новое, еще неведомое! И вся природа замерла в безмолвном ожидании; земля покорно отдавалась во власть нового болезненного чуда. Холод овладевал миром.

Тут Дренг не выдержал. Гнев, накипавший в нем месяцами под этими немилосердными ливнями, вырвался наружу. Он чувствовал, что совершавшееся теперь в лесу было последним убийственным, предательским нападением; пора было остановить этого разбойника, опустошителя! О, Дренг отправится на поиски того, кто выгоняет людей из жилищ, топит животных и опустошает землю; Дренг заставит его показаться!

Юноша снял с топорища негодный старый кремень и прикрепил острый, только что отделанный клинок; затем поправил костер и хорошенько прикрыл огонь хворостом, чтобы хватило надолго; теперь все готово – в путь! Он ласково взглянул на своих братьев, которые лежали вокруг костра, вздрагивая во сне и съежившись всем телом; даже пальцы на ногах у них скрючило от холода вовнутрь, к подошве. Дренг чувствовал, как был привязан к братьям; ведь именно их беспечность, забывчивость и легкомыслие и заставляли его выступить на защиту. Не должны они мерзнуть, не должны погибать! Дренг топором сделал перед своей грудью какой-то знак, как бы посвящая себя своей судьбе, затем, крадучись, отошел от скалы и пустился один-одинешенек в путь.