Алексей Пиманов - Александровский cад

– Глядите…

Страницы книги сильно пожелтели, но каллиграфически написанные тексты на кириллице сохранились хорошо. На форзаце без труда можно было прочесть: «Писано октября 12-го, года 1561 от РХ, монахом Ларионом Кущиным».

– Что это за книга? – удивился Казарин.

Варфоломеев выдержал театральную паузу и тихо произнес:

– Молитвенник царя Ивана. Лешка присвистнул.

– А знаешь, где я се нашел? – не давая опомниться, спросил его Герман Степанович.

Лешка только пожал плечами.

– В одном из подземных ходов под Тайницкой башней… А теперь скажи мне: что делать такой книжке в подземном ходе?

Чем больше Лешка смотрел на эту книгу, тем правдивее казался ему рассказ старика. Он глядел в прошлое, а прошлое глядело на него своими пожелтевшими страницами. Казарин тогда еще не знал, что поиск библиотеки царя Ивана Грозного не только превратится в дело его жизни, но и явится прологом загадочных и невероятных событий, участником которых доведется ему стать.

Павел Петрович Шумаков был из тех людей, которых не сразу и разглядишь. А разглядев – тут же забудешь. В свои 55 лет он имел лакированную залысину на голове, которую старательно зачесывал остатками волос с затылка, упитанное брюшко и легкую отдышку. По кремлевским коридорам он обычно передвигался стремительной суетливой походкой. А как не бегать и не суетиться? Ведь в обороне Царицына Павел Петрович участия не принимал. Да и стаж в РКП(б) оставлял желать лучшего: всего-то с 1921 года. Тем не менее карьеру Шумаков сделал нешуточную, отмахав путь от рядового деревенского милиционера до помощника коменданта по хозяйственной деятельности. А все потому, что с детства усвоил Павел Петрович одну простую истину: что поручено – делай старательно, а себя не выпячивай. Кого не видно и не слышно – тому и не завидуют. Повидал он на своем веку, как летели головы тех, кто на эту самую голову старался быть выше. А начальству ближе те, кто услужлив да все больше помалкивает. Так и вышло: время и лихие годы расчистили Шумакову дорогу от комиссаров-горлопанов. Она-то и привела его прямиком в Кремль…

Ключ в замке повернулся несколько раз, и дверь отворилась. В квартире было тихо и темно. Лишь в гостиной горел свет. Павел Петрович снял в прихожей пальто, повесил его на вешалку и осторожно, на цыпочках, проскользнул в кабинет. Подойдя к письменному столу, он выдвинул ящик и вынул из него перочинный нож. Аккуратно поддев лезвием две паркетные плитки, он извлек из тайника плоский кофр с крохотным замочком. Затем Павел Петрович расстегнул верхнюю пуговицу френча и снял с шеи шнурок, на котором висел небольшой ключ. Открыв им замок, Шумаков раскрыл кофр и слегка наклонил его. На ладонь, переливаясь всеми цветами радуги, высыпалось несколько бриллиантов, и в этот момент в комнате зажегся свет.

– А я и не слышала, как ты вошел, – раздался за его спиной женский голос.

Шумаков вздрогнул, попытался дрожащей рукой высыпать обратно в кофр камни и резко обернулся. Несколько камней со звоном упали на пол.

– Лидочка? – На его потном лице изобразились одновременно испуг и удивление. – А я думал, ты спишь…

Красивая женщина лет тридцати в длинном бархатном халате подошла к окну, за которым виднелись красные зубцы кремлевской стены, и задернула штору.

– Что это, Павел Петрович, ты среди ночи по полу ползаешь? – не глядя на мужа, проговорила Лидия Васильевна.

– Да это я… понимаешь… того… Запонка куда-то закатилась… Вот я и…

– Запонка? – насмешливо переспросила Лидия Васильевна и села на диван. – Как интересно. А я что-то не припомню у тебя бриллиантовых запонок.

Павел Петрович густо покраснел.

– Что ты городишь? Какие бриллианты? – От волнения он забыл, что продолжал стоять на коленях.

– Те самые, что ты хранишь под полом. Хорошо, что я первая про это узнала, а не домработница. Ты бы хоть встал, а то тошно на тебя смотреть.

Павел Петрович опомнился и вскочил на ноги. Выглядел он действительно смешно, если не сказать – отвратительно.

Шумаков забегал по кабинету из угла в угол, не зная с чего начать. В этот момент он напоминал школьника, пойманного на постыдной шалости. Лидия Васильевна явно не желала помочь мужу, дожидаясь от него самого каких-нибудь объяснений. Она молча открыла коробочку папирос «Метро» с изображением станции «Охотный ряд», изящно закурила и выпустила дым.

– Представляю, как от твоей беготни у Кагановичей в спальне сотрясается люстра. Умора.