Олег Ракитянский - Про Панаса и шпиона-аса

– Мама, ну, что? Ты закончила? Ему ведь завтра с утра надо детям приготовить завтрак, сбегать в магазин, выгулять собаку и замочить бельё. Да я смотрю, он тебя что-то не особо внимательно слушает?

Панас, напоминавший героя известной картины «Опять двойка», попросил последнее слово. В своей краткой признательной речи, с возложением рук на фотографию жены и проект справки из ЖЭКа о «…выписке гр-на Бандуры П.Р. из адреса…», он выразил свое глубокое раскаяние в совершенном им тяжком «семейном деянии». Попросил снисхождения. В качестве смягчающих вину обстоятельств указал на тот факт, что приобщённый по его делу червонец является неденоминированным и изъятым из обращения.

Он по-прежнему очень любит жену и её родственников. (Панас не стал конкретизировать, кого именно.) Одновременно сослался на плохое знание русского языка и отсутствие в городе цветов после 5 часов утра. Насчёт картуза уточнил, что в магазине хотел выбрать что-то нейтральное, но там были только «жириновки». Поэтому он купил, как его уверял продавец, – «Лужковку».

В отношении вышеперечисленных украинских фамилий слышал только про Тараса, Степана и Кучму. Близких отношений с ними не поддерживал, семейные деньги им не передавал, в подписании Беловежского сговора не участвовал. За киевское «Динамо» больше не болеет. Купил портрет Романцева и «спартаковские» трусы. Горилку разлюбил, употребляет только «Золотую Москву», и только с разрешения жены. С сегодняшнего дня слово «Сало» он будет писать с маленькой, а «москва» с большой буквы. На подпольных выборах президента Украины в украинском посольстве в Москве голосовал против всех, и президента России в том числе. В РУХе 41 41 – проамериканское, политическое движение на Украине – Автор. не состоит, так как не знает, куда еще дальше можно «рухаться» 42 42 – двигаться – Автор. . И вообще, после инцидента десятилетней давности от политики отошел.

Именно последнее и соответствовало действительности.

А инцидент возник вот по какой причине.

После памятного решения о закрытии КПСС в «секторе» состоялось нелегальное совещание партактива по ускоренному роспуску ячейки.

Голосовали партбилетами. Потом был стол, то ли праздничный, то ли траурный, каждый трактовал как хотел. Но всем было очень весело. Пригласили окружных демократов и пару иностранцев, объектов оперативной проработки, – установленных разведчиков. Были приглашены и местные, уважаемые «авторитеты». Непонятно по какой причине свой партбилет Панас принёс домой. Тёща, якобы, случайно, обнаружила его в кармане пиджака. И всё! Разница между официально декларируемой дома получкой и реально записанной в партбилете составила 30 рублей. Тёща с услужливой помощью жены умножила все на пятнадцатилетний партстаж и вынесла приговор (несмотря на то, что пять лет Панас был коммунистом ещё до женитьбы).

Жильцы в то время Панаса знали плохо, соседка из 17-й находилась в загранкомандировке, «Лужка» вообще не было, да и походный чемоданчик находился на работе. В нем хранились дела партячейки.

Панаса спасло единственное алиби – он, якобы, собирал деньги для детей и хотел им вручить в день совершеннолетия. Вердикт тёщи был по-демократически мягок – к завтрашнему вечеру принести все отложенные для детей деньги (4 тысячи 400 рублей 13 копеек). Удар был почти смертельный. Деньги, занятые у «щырых» 43 43 – отзывчивый, добродушный – Автор. друзей, Панас отдавал недолго. В 1993 году помогла девальвация. Но всё равно, Гайдара и его команду он не любил ещё больше, чем тёщу.

На этот раз тоже пронесло. Но спать Панасу пришлось в коридоре вместе с «Лужком».

Проснувшись чуть свет, Панас убежал на работу, предварительно разбудив сына, и попросил вернуть ключи и портмоне. Сын, претворяясь сонным, вернул только ключи, заявив, что портмоне он потерял.

Как только за дверью скрылся Максим Фиников, Панас полез в сейф за припрятанным Салом.

* * *

Утро очередного дня, как всегда, началось с бестолковой «пятиминутки», на которой всех предупредили, что сегодня ожидается проверка из Директората по вопросу исполнения запросов и ориентировок. Всех присутствующих пронял неприятный озноб, а кое у кого расстроился желудок.

Оперативное предчувствие ничего хорошего не предвещало. Сказать, что все это – идиотизм, значит, сделать комплимент душевнобольным и поставить вопрос об их досрочном освобождении из больниц по всей стране. Большего маразма, как исполнять подобного рода документы, не мог придумать даже главврач Маргулис.