Дмитрий Боровков - Владимир Мономах. Между историей и легендой

М. Д. Приселков отмечал, что Мономах, «сын греческой царевны из дома Мономахов, полугрек по крови и семейным связям дома с императорскими домами Византии, был личностью замечательной по многим своим дарованиям и по значительному образованию. Он единственный из наших князей – писатель, не без вкуса и способности воздействовать на читателя. О нем можно судить не только по летописным данным о его деятельности, но и по его литературным трудам, и по отзывам ближайших его современников (Василий, автор повести об ослеплении Василька, митрополит Никифор) <���…>. Недоверчивый к подчиненным и вообще к людям, Мономах во всем любил брать львиную долю работы на себя и был большим самовластцем, не терпящим чужих указаний, наставлений и советов, тем более, конечно, опеки. Стремясь на киевский стол, Мономах до времени не открывал себя целиком, стараясь не отпугнуть от себя или не вооружить, но когда он сел на Киев, сомкнув в своих руках давно небывалую политическую и земельную мощь, тогда он повел себя открыто, не стараясь прикрыть или ослабить впечатление» [4] Приселков М. Д. Нестор-летописец [2-е изд.]. СПб., 2009. С. 129–130. .

М. Н. Тихомиров писал, что летопись и Киево-Печерский патерик противопоставляют «фигуру милостивого и мудрого Владимира Мономаха» фигуре его двоюродного брата и предшественника на киевском столе Святополка Изяславича и «это традиционное сопоставление в известной степени вошло в нашу литературу». Оценка деятельности Мономаха являлась у исследователя двойственной: с одной стороны, он не отрицал того, что «Владимир Мономах был крупной политической фигурой на рубеже XI-XII вв., знаменитым полководцем, заслужившим благодарность современников за свои победы над ордами половцев», а с другой стороны, подчеркивал, что это «не мешает нам видеть во Владимире Мономахе вовсе не идеальную фигуру народолюбца, а типичного феодала своего времени», который тем не менее «был все-таки одним из лучших представителей феодальных верхов своего времени, чего нельзя сказать о некоторых его современниках» [5] Тихомиров М. Н. Древняя Русь. М., 1975. С. 131, 133. .

В тех же самых категориях охарактеризовал князя Б. А. Рыбаков, по словам которого «Владимир Мономах тем и представляет для нас интерес, что всю свою неукротимую энергию, ум и несомненный талант полководца употребил на сплочение рассыпавшихся частей Руси и организацию отпора половцам». При этом «Мономах, несомненно, был честолюбив и не гнушался никакими средствами для достижения высшей власти. Кроме того, как мы можем судить по его литературным произведениям, он был лицемерен и умел демагогически представить свои поступки в выгодном свете как современникам, так и потомкам» [6] Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества XII–XIII вв. М., 1982. С. 468. .

Но существуют и иные характеристики князя.

Например, К. Н. Бестужев-Рюмин писал, что «Володи-мир Мономах, братолюбец, нищелюбец и добрый страдалец за Русскую землю», был, бесспорно, одним из лучших князей Древней Руси, рисующим в «Поучении» «идеал доброго князя, который везде сам, не полагается на своих отроков, сам судит, сам расставляет полки, вечно занят, ко всем милостив, благосклонен и всегда помнит Бога. Идеал этот, очевидно, он старался осуществить, чем и объясняется народная любовь к нему» [7] Бестужев-Рюмин К. Н. Русская история до эпохи Ивана Грозного. М., 2015. С. 297. .

Б. А. Романов, под влиянием доминировавшей в советской историографии феодальной парадигмы социально-политического развития Руси, отмечал, что «летописные запи си выдвигают Мономаха как идеального христианского князя», который украшен «добрыми нравы», прослыл «в победах», так что при имени его «трепетаху вся страны», но при этом «его автобиография, советы его «Поучения» – не уникальные, а приспособлены к среднему и типическому, пропитаны компромиссом и бытом», а «его жизнь не похожа на житие». Поэтому, «поучая, он не сам не лезет в герои, ни от поучаемого читателя своего не требует невозможного. Печать, скорее, добросовестной умеренности и аккуратности как гарантия политической мудрости и хладнокровия лежит на всем облике этого одинаково удачливого князя-труженика и литературно удавшегося самому себе писателя <���…>. Он озаботился и о том, чтобы в летописании создать себе «хорошую прессу», оставить в памяти потомства о своей политической деятельности осмысленный, поучительный след. Несомненно его крупное значение в развитии, если не в создании феодальной политической идеологии. Его личная сила сказалась тут в том, что он сумел сделать эту идеологию доступной своему читателю, связать с жизненным опытом, запечатлеть ее в образах своего знаменитого «Поучения» [8] Романов Б. А. Люди и нравы Древней Руси. Историко-бытовые очерки XI–XIII веков. 3-е изд. М., 2002. C. 128–129. .