Денис Игнашов - Цветные этюды

– Бой за Вольск. Самарская рота Окунева, – и с грустной и разочарованной улыбкой: – Не помните?.. Мне было шестнадцать лет. Это я расстрелял тех красного командира-латыша и комиссара… Вы помните?

Елагин помнил тот бой за Вольск, он даже с трудом, но смог вспомнить тех красных командиров, которых приказал расстрелять тогда в городе, но стоявшего перед ним молодого человека он вспомнить был не в силах, и потому лишь смущённо пожал плечами.

– Иннокентий Труновский, – повторил молодой человек.

– Да, я понимаю, – растерянно пробубнил Елагин; он хотел что-то сказать, но, спутанный, поглощённый своими переживаниями, никак не мог уяснить, что он должен сейчас сказать. – Извините, я, понимаете ли… Конечно, да, я помню. Но…

– Ничего не надо говорить, – замотал головой Труновский. – Просто запомните моё имя. Я, знаете ли, я просто хотел сказать вам… Мы в вас верили, очень сильно верили тогда, считали вас настоящим русским командиром и готовы были на всё ради вас и нашей родины. А теперь… Теперь у нас нет родины, а вы стали предателем… Будьте вы прокляты!

Хлёсткий и сильный удар справа опрокинул Елагина на мостовую. Когда Елагин с трудом, медленно поднялся сначала на колени, а потом, покачиваясь, уже и встал на ноги – он был один в пустынном и тёмном берлинском переулке. "Левша", – почему-то сразу подумал Елагин, ощупывая свою челюсть.

– Боже, где же ты был так долго? Ты почему такой потерянный и хмурый? – запричитала Серафима, когда Елагин вернулся домой; в противоположность мужу она была радостно возбужденна и активна. – А это что ещё такое? – спросила с беспокойством. – У тебя на левой щеке кровь. Это ссадина! Ты что подрался с кем-то?

– Нет, поскользнулся, упал.

Серафима с улыбкой прильнула к Елагину.

– Мой бедненький, – прошептала она и нежно погладила по правой щеке. – Я сейчас же принесу йод… Да, кстати, – обернулась она в дверях спальни, – у нас гости: Ниночка и её муж.

В этот же момент в коридор из гостиной вышел мужчина.

– Здравствуйте, Емельян Фёдорович, – приветствовал он Елагина, опередив представления Серафимы.

– Познакомься, – быстро сказала та супругу, – это муж Ниночки. Василий Викентьевич Лучинский. Он работает в советском посольстве… Тут у нас маленькая неприятность. – Серафима виновато улыбнулась и скрылась в спальне – она торопилась намочить полотенце.

Они остались вдвоём в коридоре, друг против друга. Прилизанная косая чёлочка, тёмные непроницаемые глаза, желчная неподвижная улыбка. Елагин не мог ошибиться. Прошлое материализовалась самым причудливым образом, так, как Елагин и не ожидал совершенно и не мог себе даже представить. Перед ним стоял тот самый дутовский контрразведчик, о котором он вспоминал всего час назад. В висках больно кольнуло. «Судьба проверяет на прочность. Надо пережить этот день», – подумал Елагин.

Гость и вида не подал, что знает Елагина, он протянул руку и, заново знакомясь, повторил слова Серафимы:

– Лучинский Василий Викентьевич.

– Мы ведь знакомы, – глухо напомнил Елагин и руку гостя не пожал.

– Полагаю, об этом пока стоит умолчать, – предупредительно заметил Лучинский и неловко спрятал бессмысленно повисшую в воздухе руку за спину. – У вас кровь на щеке, – сказал он.

– Пустяки. – Елагин стёр выступившую кровь носовым платком.

– Может, поговорим на лестничной площадке?

– Да, – согласился Елагин.

Они вышли за дверь. Лучинский вытащил из кармана пиджака трубку и засунул её, пустую, без табака, в рот.

– С чего лучше начать? – спросил он.

– Зачем вы здесь?

Лучинский погрыз мундштук трубки.

– Я снова хочу помочь вам, – сказал он и даже попытался улыбнуться, но лишь выдавил из себя коряво-хитроватую усмешку. – Помните нашу первую встречу, в Оренбурге? Когда вы появились у меня в кабинете, в моём кармане уже лежал приказ Дутова о вашем расстреле. Но я тогда попросил командующего повременить с приговором. Я договорился с ним, если проявятся новые обстоятельства, смягчающие вашу вину или её опровергающие, Дутов отменит приказ. Дутов так и сделал, когда ротмистр Галиулин и ваш денщик дали новые показания.

– Новые? – переспросил Елагин.

– Да, именно новые показания, – подтвердил Лучинский. – Дело в том, что они сначала утверждали, что вы активно участвовали в заговоре. И лишь после дополнительных бесед, заявили, что оклеветали вас.

– Но ведь это ложь, – сказал Елагин. – Я не участвовал в заговоре!

Лучинский характерным знаком руки попросил говорить тише и с опаской глянул на окружавшие их двери.