Роман Баранов - Сын моря, сын огня

Его вопрос вызвал гул неодобрения.

– Я слышал об этом, – отстраненно бросил Неро, – но мало кто разделяет его стремления.

– Благо, в столице ещё не все сошли с ума, – произнёс Констанций, и его, впервые за вечер, поддержали смехом.

Старик-офицер снова прохрипел:

– Развелось богов в Вечном городе: Исида, Митра, теперь этот Христос. Септимий Север кормил иудеями львов – жаль, не разделался со всеми.

На этот раз с ним согласились.

– Иудейская вера опасна. Слишком пригожа для бедняков – ставит их выше римского закона. Прискорбно, если христиане добрались до самого верха Империи.

Констанций вздохнул.

– Что ваш Септимий Север, что христиане – всё это явления одного поля. Римом правит философия простоты. Вещи, понятные последнему бедняку столицы и варвару на окраине Империи. Напрасно мы, кучка высоколобых идиотов, верим, что мир ещё живёт по нашим мудрым правилам. Сидим здесь и пьём вино, пока там строится новый Рим – Рим дикий.

Он поднялся с кресла и двинулся по террасе, эмоционально жестикулируя:

– Половина Империи населена дикарями. Они вчера пили человечью кровь и спали с собаками, а сегодня мы хотим уравнять их с нами в правах. Христиане при дворе? Я нисколько не удивлён. После того, как плебеи получили возможность управлять Империей благодаря нажитому богатству, мы потеряли наш Рим. Бедняки, ставшие богачами, – чего они хотят? Разве культуры? Нет, они хотят больше богатства. Хотят получить то, чего у них никогда не было – вот весь смысл их жизни. Очень простой, как и вся их философия.

Констанций зачерпнул немного воды из фонтана и освежил лоб. Произнёс спокойнее:

– Говорю вам, господа: близится закат Рима. Мы думали, что варвары примут нашу культуру – а на деле это мы растворяемся в их дикости.

Наместник ответил ему с улыбкой:

– Очень уж Вы отчаялись, трибун Квинт. Могущество Рима есть результат слияния культур. Мы бы не достигли величия, если бы не брали лучшее у соседей. Да и потом – это в нашей глуши кажется, что Рим тонет в дикости. Уверен, в столице дела обстоят куда лучше. Секретарь Палес, верно я говорю?

Все обратили взоры к Неро. Молодец, наместник, пользуется положением высшего чина. Но для Неро сейчас важнее Констанций.

– Увы, я вынужден согласиться с трибуном Квинтом, – ответил он, наблюдая, как сходит улыбка с лица наместника и в то же время появляется интерес в глазах Констанция. – Рим действительно брал лучшее у других народов во времена Республики. Но теперь, благодаря Северам, Империя возвращается в примитивизм и культ силы.

Пожилой магистрат насмешливо воскликнул:

– Ах, этот вечный спор Аполлона с Дионисом – из дикости в прогресс и обратно. Как многократно мы это проходили.

– По мне, так лучше Дионис, – Неро поднял кубок с вином. Гости, смеясь, последовали его примеру.

Мрачным остался лишь наместник Овикул. Вскоре он отправился спать, тем самым дав сигнал концу вечера. Констанций успел поймать Неро.

– Прошу прощения, если показался резким. Переживал, что Вы тоже приверженец этого нового плебейского мышления. Но теперь вижу, что ошибся.

– Ничего, я Вас понимаю, – ответил Неро. – Тяжело, должно быть, истинному римлянину в этих краях.

– Не представляете, насколько, – вздохнул трибун. – Я во многом не согласен с господином наместником, но и он – человек культурный. Иное дело – офицеры нашего легиона. Надеюсь, Вы не будете слишком разочарованы.

– После нравов столицы меня мало что разочарует, – улыбнулся Неро.

Попрощавшись с трибуном, Неро ещё долго стоял на террасе, снедаемый сомнениями. Встреча прошла не совсем гладко, но положительно: оба трибуна – и старый, и новый – симпатизируют Неро. Но что будет, когда вскроется правда?

Неро тряхнул головой. Единственная правда – служение Риму. Констанций примет ее, когда придёт время. А пока стоит укрепить решимость и действовать.

На севере, во тьме за городской стеной перекатывался вороний грай: прррочь! прррочь! прррочь!

На следующий день они покинули Колонию Агриппины. Утро провожало Неро ласковым солнцем и безоблачным небом, так что на время он даже оставил волнение и попробовал насладиться путешествием.

Двести лет назад владения Рима простирались намного дальше на север и восток и были ограждены высокой сторожевой стеной – лимесом. Но после позорного поражения глупого Квинтилия Вара в битве против германского вождя Арминия, когда Рим за один день потерял три легиона, граница сдвинулась к Рейну и больше уже не менялась. Забавно, думал Неро, хитрый Арминий был германцем по рождению, но в римской армии занимал высокий пост и был другом самого Вара. В то время это считалось редкостью, а теперь стало обычным делом. История предлагает нам учиться на ошибках, мы же только повторяем их вновь, с большим размахом.