Роберт Ши - Монах - последний зиндзя

Голос сзади них произнес:

– Я боялся, что больше никогда не увижу вас, шике Дзебу! – Это был Саметомо. Его нога была привязана к обломку доски белой шелковой лентой, обвивавшей ее несколько раз. Морщась от боли, он подполз к Дзебу на руках и коленях, волоча за собой сломанную ногу. Дзебу закрыл глаза и откинул голову назад, на грубый камень стены, у которой он сидел.

– Я тоже счастлив видеть вас, ваша светлость. Прошу простить меня за то, что допустил, чтобы ваша нога сломалась.

– Не говори глупостей, Дзебу! – Дзебу открыл глаза и увидел, что глаза Саметомо светятся по-кошачьи, глядя на него. Он действительно похож на Танико. – Слышал ли ты о том, как Е-шу сказал «нет»?

– Нет. То есть я никогда не слышал этого.

– Это кунг-ан дзен, заданная мне Ейзеном.

Саметомо рассказал ему историю о «нет».

– С тех пор я пытаюсь отрабатывать её. На верхушке мачты, куда меня повесил Аргун, я всё время думал о том, как Е-шу сказал «нет». Снова и снова я говорил себе: «Нет. Нет. Нет». Только это помогло мне не сойти с ума. Сегодня я понял, что «нет» может утверждать, а не только отрицать. Спасибо тебе за то, что ты помог мне это понять.

– Я слуга вашей светлости, – устало сказал Дзебу: он хотел спать, а не обсуждать философские вопросы.

– Если бы у меня не было этого небольшого сатори, мне было бы ужасно тяжело нести бремя моей признательности тебе, учитель Дзебу. Я был глуп. Я пренебрегал твоими советами. А теперь много храбрых людей погибло из-за меня. Из-за меня погиб дядя Моко. – Голос Саметомо надломился. – Я виноват во всём, что произошло!

Дзебу покорно открыл глаза. Спасение не окончено. Дух мальчика тоже нуждается в помощи.

– Когда ты прошлой ночью пустился в плавание с Сакагурой, ты думал, что поступаешь правильно. Сожалеть о том, что твои действия не принесли желаемых результатов, значит только терять время. Всё, что ты искренне можешь сказать, это то, что в следующий раз ты поступишь по-другому. Не существует ни правды, ни неправды.

– Ни правды, ни неправды? – Саметомо казался взволнованным.

– Тогда не существует ни «да», ни «нет». И «да», и «нет» – это всё «да»! Понимаю, понимаю! – Безумно смеясь, он пополз прочь. Дзебу поглядел ему вслед, наблюдая, как он болезненно карабкается на самый верх стены и там заставляет себя встать на ноги, опираясь на сломанную ногу. Он замахал руками и что-то закричал прямо в пасть шторму.

Одно слово или звук, снова и снова. Дзебу не мог расслышать его, но, зная Саметомо, он знал, что крик может быть только один:

– Кватц! Кватц! Кватц!

Хотя Дзебу понимал, что давно должно наступить утро, в спальне Танико было темно, как в полночь. Она, проснувшись, лежала рядом с ним, и он слышал, что она тихонько всхлипывает. Старый особняк в Дацайфу трещал под напором ветра, и барабанный стук дождя по крыше был так громок и не прекращался так долго, что он забыл о нём. То тут, то там в углах комнаты сквозь щели в крыше в лужи падали капли воды, и странно было слышать этот звук, различимый даже на фоне рёва тайфуна.

– Ты плачешь о Моко? – спросил он её.

– О, Дзебу, почему он должен был умереть? Ему даже не нужно было идти с тобой. Он не был воином!

– Он сказал, что убьёт себя, если мы не возьмем его, и я думаю, он бы так и поступил. Хотя он не был воином, он напал на Аргуна с голыми руками. Если бы он не сделал этого, может быть, Саметомо и я погибли бы.

– Я потеряла так много любимых! – сказала Танико. – Почему мужчины убивают, убивают и убивают? – Когда она сказала это, Дзебу увидел внутренним зрением океан крови.

– Мой Орден существует для того, чтобы найти ответ, – сказал он. – Если я сделаю хоть что-нибудь, чтобы найти его, я буду знать, что моя жизнь прошла не напрасно.

Яростный тайфун снёс почти все дома в Хакосаки до основания. Слуги Танико настояли, чтобы она вернулась в глубь страны, в хорошо защищенный дворец губернатора Дацайфу. Как только к Дзебу вернулись силы, он отвез Саметомо в Дацайфу в повозке. Они прибыли среди ночи, Саметомо уснул непробудным сном, Танико передала приемного сына на попечение жрецов и отвела Дзебу в свою спальню, где он в изнеможении рухнул и сразу же уснул, пока Танико почти всю ночь лежала без сна, оплакивая смерть Моко.

Теперь её руки в темноте обвились вокруг него, она прижала свое влажное лицо к его лицу.

– Ты вернул Саметомо из самого сердца преисподней! Ты вернул мне мою жизнь! Я не думала, что смогу любить тебя сильнее, чем любила до сих пор, но, оказывается, любовь может становиться глубже, подобно просвещённости.