Действительно, что наш народ думает про армейских офицеров? Ответ известен. Думает, что у хорошего офицера – одна извилина, да и то от фуражки. «Сапог», одним словом. А что сами офицеры говорят про таких, как я, про пехотинцев? Тоже ясно. Что таких тупых и дурных, как мы, просто нигде не найти. Что пехотинцы умеют, кроме строевой подготовки? Ничего. Так думают самые дебильные. Куда нам до их величества ракетчиков или там спецназовцев! Понятно. Правда, такое мнение война опять подпортила. Те, кто поумнее и понаблюдательнее, уже поняли, что эта война вынесена опять именно на плечах мотострелковых полков и бригад, без подготовки и вообще без всего. Армия-то свою задачу выполнила как смогла, и опять же на плечах всё той матушки-пехоты. Вот такая незадача вышла. Можно демонстрировать свои сверхнакачанные участки тела и жонглировать пулеметом как палочкой, но в бою всё решает плюгавенький наводчик-оператор танка, БМП, такой же гранатометчик и пулеметчик. А как их, извиняюсь за выражение, «обсе…ли», сколько ушатов помоев эти все крутышки вылили на нашу пехоту! Гады! Какое вы имеете право так говорить? Несправедливо все как! Нет, это надо как-то изменить. Только такой как я, когда пробьется хотя бы к должности командующего войсками округа или Главнокомандующего сухопутными войсками, сможет всё изменить и поставить на своё место. Если пробьюсь, у меня все изменится, у меня пехота станет самой главной, как и есть по всей военной науке, во всех армиях мира. Надо будет ставить работу по созданию книг и кинофильмов про пехоту, про настоящую. Да, у меня есть цель, и я к ней пойду по-умному, не напролом. Ближайшая задача – красный диплом академии.
Хоть войска к тому времени и были выведены из Чечни, тем не менее, ни у кого из слушателей не было сомнений, что нам придется воевать на Кавказе. Надо готовить к этому войска. Но информация, приходившая из войск, говорила об обратном. Войска находились в очень плохом состоянии. Хроническое необеспечение денежным довольствием офицерского состава привело к тому, что это уже считалось нормой. Боевая подготовка отсутствовала из-за необеспеченности ГСМ. Укомплектованность частей находилась на предельно низком уровне. Деградация продолжалась. Теперь, еще через некоторое время войска получат наших выпускников на должности минимум командира батальона, а чаще начальника штаба полка или заместителя командира полка. Трудно себе представить, что, пройдя «такое» обучение и так выживая, эти офицеры будут вести абсолютно честный образ жизни, не станут участвовать в хищениях и прочих плохих делах. Более того, я был уверен, что когда мои сослуживцы вернутся в войска, то пустятся во все тяжкие. Натерпевшись и настрадавшись, увидев, насколько все прогнило, они неминуемо придут к выводу о том, что пришла теперь их очередь. Хотя всё-таки далеко не все так станут поступать, но всё же найдется таких немало.
В августе 1997-го года мне удалось собрать вместе Кузнецова, Прохорова, Герасимова и Василевского. Собрались мы в небольшом ресторанчике в центре Москвы. Оплатил его я, хоть офицеры и сопротивлялись.
Все выздоровели. Прохоров уже вовсю командовал ротой в Мулино, награжден орденом Мужества, медалью «За Отвагу», медалью Суворова.
Кузнецов уже был замкомбата в Гусиноозерске, поступил в мою же академию. Будет на курс младше учиться. Награжден двумя орденами Мужества.
Герасимов был начальником штаба батальона в Сковордино, поступил в нашу же академию. Тоже приехал учиться. Будет на одном курсе с Кузнецовым. Тоже награжден двумя орденами Мужества.
Василевский поступил на военно-юридический факультет Военного университета в Москве, с должности заместителя комбата по воспитательной работе на Сахалине. Будет учиться очно, три года, станет военным юристом, судьей. Награжден орденом Мужества. Если станет военным судьей, то для армии будет большая польза: именно из таких офицеров, прошедших войну, знающих военную службу, и должен формироваться состав военных судов.
Насчет службы у всех было самое мрачное настроение. Все верили только в худшее.
Но самое интересное рассказал Сашка Прохоров. Ему пришлось в 1996 году повторно поехать в Чечню, и оказался он в Грозном, когда его захватили боевики.
– Лебедь, конечно, большой рисовщик, и я его презираю. Но мы буквально молились на него, молились, чтобы он подписал соглашения с чеченцами. Там, в Грозном, был слоеный пирог, то есть еще хуже, чем, когда брали Грозный первый раз. Если бы пришлось там воевать, то нам было бы плохо. Все наши сильные стороны при бое в городе, были нивелированы, зато превосходство чеченцев в индивидуальной подготовке бойцов вышло бы при таком характере боевых действий на первый план. Повезло.
Читать дальше