Пётр Африкантов - Дарунино поле, или Сказ о том, как саратовский калач испекли

– Куда трогать то, батюшка? – спросил кучер, обернувшись.

– Как всегда, к Дарье Филимоновне держи.

– Но-о-о! Милые-е, – не сказал, а пропел кучер, дёрнул вожжи и пролётка тронулась.

– Почему с деревни начнём, Христофор Петрович? – спросил Афанасий Матвеич.

– А потому что, в ней люди живут, эти поля обрабатывают. И твои эти отрезки, и квадраты они лучше всех знают, потому, как и сеют, и пашут, и убирают веками… Я знаю, поля в целом, а они – в частности.

– А кто такая, Дарья Филимоновна?

– Сейчас узнаешь. Это как раз слепок женщины из поэмы Николая Некрасова.

– Ну, друг, ты хватил… – со смехом проговорил кондитер.

– Ничего не хватил. Сам увидишь. Между прочим, стряпуха отменная. Её пирогов поешь – пальцев на руке не досчитаешь. А сегодня, как раз суббота, завтра воскресенье. Возможно, и удастся нам откушать её пирога…

– Хвалить ты, Христофор Петрович, горазд…

* * *

А в это время, пока добрейшие Христофор Петрович и Афанасий Матвеич путешествовали по полям вёрст за сто от Саратова, в городе события текли, как своим чередом, так и не очень. Например, извозчик задавил на улице Белоглинской курицу. Купалась курица в дорожной пыли, радовалась теплу и неге, а её раз и нет. Это бывает. Это то, что своим чередом идёт. Или вот на улице Московской подвыпивший дворник получил за нерасторопность от барина по физиономии. Это тоже бывает. А вот, что бывает крайне редко или является, можно сказать, единственным фактом, так это то, что около булочной, уже знакомого нам, хлебопёка Дмитрия Ивановича Филиппова, о котором мы недавно говорили, собралась толпа. А если собралась толпа, то, сами понимаете, дело там происходит совсем не рядовое, это не задремавшую курицу колесом переехать.

* * *

Погожий день. На крыше филипповской булочной стоит пацанёнок лет одиннадцати, наигрывает на гармошке с колокольчиками и припевает. Внизу толпится народ. Кто-то качает головой, глядя на проделки безотцовщины, кто-то боится, что он сорвётся с крыши двухэтажного строения и, если уж не разобьётся насмерть, то покалечится наверняка.

– Санька! Хватит комедь разыгрывать! – кричит дворник Сысой. – Слазь, а то ухи поотвертаю!

– А ты пымай! – кричит в ответ Санька, – Тогда и отвертаешь!

«А, хорошо, стервец, играет». – Заметил кто-то из толпы.

«Эта гармошка ему досталась после отца; помер сердешный. С гармошкой мальчишка не расстаётся» – сказала пожилая женщина в платке, завязанном на два конца.

Откуда-то появились два полицейских в белых кителях с длинной лестницей. Лестницу поставили на землю и прислонили к стене. Один блюститель саратовского порядка стал по ней подниматься, то и дело, грозя мальчишке всякими карами. Другой полицейский стал взбираться по пожарной лестнице. И вот, когда полицейский, что поднимался по пожарной лестнице, добрался до кровли и стал осторожно по ней на четвереньках двигаться в сторону нарушителя общественного порядка, а другой, таким же порядком стал продвигаться к мальчишке с другой стороны крыши, произошло неожиданное. Гармонист не стал дожидаться, когда его схватят, перешагнул через оголовок крыши и ступил на узкий фриз, отделяющий первый этаж от второго.Толпа ахнула и замолкла, Любое неосторожное движение и падение вниз неминуемо. Полицейский развёл руками. Однако всё разрешилось благополучно. Мальчишка, просто ухватился за привязанную, им же ранее, верёвку, сбросил её конец вниз и по ней соскользнул на землю.

– Представление окончено, уважаемые граждане! – проговорил он, галантно раскланявшись и ловко увернувшись от Сысоевых пальцев, которые пытались схватить его за ухо, скрылся в растущем неподалёку кустарнике. После этого нерасторопный полицейский ещё долго по приставленной лестнице спускался с крыши, а кучка ребятишек из команды Шмони, глядя, как он осторожно нащупывает перекладины, покатывалась со смеха. Вот такой произошёл случай. А теперь давайте вернёмся к нашим путешественникам.

* * *

Минут через пятнадцать пролётка уже стояла около небольшого, но добротного дома. На шум, подъехавшего экипажа, вышла хозяйка. Из-за её спины выглядывало смущённое личико девочки лет четырнадцати. Видно дочери.

Хозяйка была крупного телосложения, как на деревне говорят – широкой кости, с немного вьющимися каштановыми волосами, правильным носоми неимоверно лучистыми глазами и милейшей улыбкой.

– Опять мы к вам в гости, несравненная Дарья Филимоновна, – проговорил крупчатник и, как старый знакомый, обнял хозяйку.