Владимир Андриенко - Шут императрицы - Ледяная свадьба

Левенвольде испугался и поклонился низко. Он действительно желал через Новокшенову свою тяжбу решить и на сенаторов повлиять. Но Буженинова знала и подмечала все.

***

Год 1738, декабрь, 12-го дня. Санкт-Петербург.

Лейба Либман просит помощи.

Лейба Либман явился к герцогу Бирону. Тот, в этот ранний час, одетый в бухарский пестрый халат, уже пил вино со своих другом Пьетро Мира. Они смеялись, говоря о недавней «баталии» у дома Пьетро.

– О! – Бирон увидел Либмана. – Наш друг банкир, который жаловался на нехватку денег! Проходи!

– Вы уже с утра пьете вино? – спросил Либман, подвигая к себе стул.

– На улице морозно. И чего не выпить? – Пьетро наполнил новый бокал и протянул его банкиру.

Тот для приличия немного отпил и поставил бокал на стол.

– Я пришел не вино пить, друзья мои. Граф Остерман желает комиссию с согласия государыни учинить по моему делу.

– По твоему делу? – спросил герцог.

– Вернее не по-моему делу, Эрнест, а по-твоему. Он желает, дабы дело с мехами и торговлей меховой было расследовано.

– С мехами? Но я ничего не смыслю в этой торговле, Лейба. Так что дело это не мое, а твое. А что ты там натворил?

– Меховая торговля в мои руки перешла, и я с того много прибыли имею. То верно. Я всю эту торговлю в свои руки взял, и немалые деньги в то вложил. И сейчас Остерман на те денежки руку наложить желает! А в сем деле и часть твоих капиталов, Петер.

– Толком говори, Лейба. Сто случилось? – просил Пьетро.

– Я всю меховую торговлю, что в руках у продажных чиновников перебывала, под свой контроль поставил. Какие там деньги крутились, Эрнест! Такое только в России бывает. Знаешь, сколько за шкурку соболя в Архангельске дают?

– Нет. Не знаю, – сознался Бирон.

– Я тоже не знаю, – сказал Мира.

– Десять рублей! За хорошего соболя. За одного. А в Петербурге та же шкурка уже 60 рублей стоит! А в Лондоне или Амстердаме она уже 120 рублей стоит. А знаешь почем её можно у самоеда 5 5 Самоеды – народность на севере. купить? За пять-десять шкурок дает купец одно топорище, коему цена в базарный день 15 копеек! А за одну фузею 6 6 Фузея – ружье. до 50 шкурок дают. А если то не соболь, а лиса чернобурая – то 200 шкурок. Ты хоть знаешь, Эрнест, что это за средства? С мехов соболя, песца, лисицы чернобурой, казна может иметь до полутора миллионов рублей в год. А имеет едва 300 тысяч. Отчего так? Воруют чиновники российские! И как воруют!

– И ты решил у них незаконную прибыль отобрать, Лейба?

– Дак деньги то все равно у казны воруют. А я поставил дело так, чтобы в казну попадало не как ранее 300 тысяч, а все 600 тысяч. Вот и прибыль государству Российскому! А деньги для войны потребны. Остальное же мне в карман пойти должно.

– Но что тогда Остерману не понравилось? Прибыль от меховой торговли только увеличилась.

– Я ведь не только это придумал, Эрнест. С тех мехов я еще большую прибыль получить могу.

– Большую? Это как? – спросил банкира Пьетро.

– Все меха я в Петербурге на складах придержал и продажу начал, когда цена на них подскочила.

– А всю прибыль себе в карман положил! – восхищенно проговорил Мира.

– А то куда же? Ведь я это придумал. Я! И потому прибыль от того дела принадлежит мне, – возмутился Либман, замечанию Пьетро.

– И ты желаешь, чтобы я тебе помог от комиссии Остермановой избавиться? – спросил Либмана Бирон. – Хорошо. Зайду к императрице. И скажу ей, что нам такой человек как Либман надобен и потому от суда его надобно освободить!

***

Бирон оделся в нарядный красный кафтан. Надел орденскую ленту и взял шпагу с бриллиантами. Бороться с Остерманом дело сложное. Вице-канцлер империи был умен и хитер.

Он подал императрице жалобу на Лейбу Либмана в которой указал, что тот доходы государственные с торговли мехами, которая были издавна прерогативой государства, в свой карман перенаправил. Обвинение было серьезное. Но бил Остерман не по Либману, а по стоящему за ним Бирону.

Анна приняла герцога в спальне. Её только что осмотрели лейб-медики и отметили улучшение её состояния.

– Знаю, зачем пришел, герцог, – проговорила Анна. – Читала я донос графа Остермана на Либмана твоего. Он вор, и наказания за свое воровство достоин! Меховую торговлю издана наши предки охраняли еще от Ивана Грозного!

– Анхен, но Либман мой человек.

– И что с того? Его и наказывать за воровство нельзя? Так что ли?

– Но Либман увеличил доходы империи! Он нашел нам деньги на войну. Он много раз помогал государству. А что до воров, Анхен, то все твои русские чиновники воры! Посмотри на них! И ежели каждого судить, то Россия без чиновников останется. А Остерман не против Либмана удар свой направил! Он на меня нацелен! Или я стал неугоден, государыня? Тогда я должен сегодня же отбыть на Митаву! И готов перед тобой жезл обер-камергера хоть сейчас положить.