Влад Ростовцев - СХОДНИК-II

– Догадлив ты! – уклончиво, однако же с глубоким подтекстом, ответствовал торговец ювелирной всячиной, он же, по разнообразию талантов своих, не токмо коммерческих, искуснейший охотник, умелый скорняк, да и таксидермист не из последних, еще удалец и везунчик на попечение внутреннего гласа.

Сей и подсказал! – телепатически и незамедлительно:

– Срочно подольстись к ловчему! Падок Шадр на неумеренную похвалу! Она – его пята Ахиллесова. И хотя не ведомо тебе оное крылатое выражение, упомяну, что довелось мне лицезреть слепого сказителя Гомера въявь; ежели б, по ветхости лет, не хромала у него дикция и не шамкал по причине беззубости, впечатлил еще боле!

И учти: потому он взъелся на тя, что ревнует к охотничьим подвигам и опасается конкуренции. Ведь до твоего прибытия был незаменимым. Расстарайся, сколь можешь, а развей его огорчения! И набейся в младшие друзья ему, уступив старшинство и восхваляя его трофеи…

Будешь умел и вкрадчив в том, проникнется он к тебе, а допускаю, пособит и украсть емкости с нефтью, ведь затаил на Киев великую злобу за свое изгнание! А сам и повинен был, ибо браконьер, и из личной корысти злостно прикончил княжеского оленя на мясо и рога, продав их на торге за добрую цену…

И сразу же разбежался Радислав фонтанировать лестью на своего ночного визави, начав с того, что преклоняется пред охотничьими умениями Щадра и каждодневно завидует, понимая: ни за что не достичь ему таковых вершин!

– А дрохвы?! – воскликнул он, невежливо тревожа сонную ночную тишь, упомянув пред тем ловчие подвиги Шадра едва ли не по всей линейке тмутараканской фауны, исключая лишь сусликов и полевок. – Мыслимое ли дело добывать – да раз за разом! – столь осторожных птиц неимоверной величины?! Мне о таковом и не мечталось! Ты же и тут превзошел! Ибо щедро дано тебе от неба, и сам к тому прибавил! Крут Нечай-богатырь, а ты – впятеро круче!

– Да уж! – отозвался ловчий, уже потеплев к подозрительному коммерсанту и не скрывая полного согласия с его восторгами в свой адрес. – К дрохвам могут подобраться совсем немногие! Из лучших в обеих ловитвах киевского Владимира вем таковых, опричь себя, лишь двоих, а и то не вполне уверен в них…

А ты, зрю я, разбираешься в умениях! Хвалю!

– Благодарствую за похвалу, однако предпочел бы обучение под твоим началом! Поелику, зело уступая тебе в мастерстве и ловитвенном опыте, наделен я прилежанием и послушностью старшим. И пущай никогда не дотянуться до тебя, а превзойду всех иных! И гордиться мной, своим учеником, будешь!

– Помыслю о том на досуге. Не обещаю, а надейся! Все ж, пора и продолжить, – молвил потенциальный наставник. И перешел к продолжению…

III

Накрепко запомнилось курсанту Ратше, наново ставшему Молчаном по возвращении в родное городище, жаркое лето 1003-го, оказавшееся ровно 950 лет спустя, вслед за переменой политического климата, напротив, холодным.

Ведь славной выдалась ловля банды и главаря! – в чем по прошествии многих столетий аналогично преуспели Глеб Жеглов и Володя Шарапов, не зря просидевшие всю ночь в целях пресечения разухабившейся малины.

В том же вельми отдаленном от Ратши веке имелась и еще одна знаковая схожесть с делами давно минувших дней из старины глубокой, подразумевая легендарную речь пред телекамерами некоего верховного главнокомандующего суверенной державы, населенной россиянами, понимаешь, представлявшими неведомый дотоле этнос.

Причем, его извилины, сплошь в загогулинах, утомило вовсе не солнце – подозрительной величины, предвещающей репрессивные меры от сотрудников НКВД, коими может быть схвачен за самое-самое даже враждебно-мохнатый шмель на душистый хмель, облачившийся, заметая следы, в гимнастерку комдива РККА – с эмалированными ромбиками из красной меди в петлицах. А все же не обломилось им с цаплей серой, сиганувшей от них в камыши!

«Операция очень и очень тщательно подготовлена; скажем, если 38 снайперов, то каждому снайперу определена цель, и он все время видит эту цель. Она – цель – перемещается, и он глазами, так сказать, перемещается, постоянно, постоянно, вот таким образом. Ну и по всем делам – как задымить улицы, как дать заложникам убежать. Когда заложники разбегаются, их трудно убивать…».

Под началом Невзора, не прибегавшему к задымлению, оказалось 44, сам он – 45-й, что превышало число снайперов из зимы 1996-го. И невозможно предъявить ему, аки некоему главкому, за хмельные пляски и помахивание тестикулами на ростовской эстраде. А разве пытался дирижировать, пошатываясь спьяну, германским оркестром? Вовсе нет! Однако и у него не получилось выстругать без сучка и задоринки, избежав форс-мажора…