Худайберды Тухтабаев - Золотой выкуп

— Что слышно на базаре?

— Всех усаживают на землю, — ответил Салим-мясник, глядевший наружу в щель между створками двери.

— А полицейские?

— Людей проверяют.

— Хорошо. Веревка найдется у тебя, Салим-мясник?

— Найдется, конечно.

— Тащи: сюда. Я должен связать тебя. Иначе не знать тебе покоя. Скажут: кормил-поил грабителя, бежать помог. Чего доброго, в тюрьму упекут. Давай ложись.

Мясник не успел даже возразить — был повален на пол и связан по рукам и ногам. Бедному Салиму не оставалось ничего другого, как жалобно кряхтеть и стонать. А Намазбай разбежался и врезался плечом в стену, как раз в том месте, где обозначил топором.

Удар был таким мощным, что часть дувала [10] Дувал — глинобитная стена. вылетела наружу метра на три-четыре, осыпавшись на лежавших у стены стреноженных овец и подняв тучу пыли. В ту же секунду, как образовалась брешь. Намаз вывел коня и взлетел на него. Взгляд его, подобный молнии, разом охватил все, что происходило вокруг. Джигиты не ошиблись: скотный ряд был оцеплен полицейскими. На стременах своего горячего коня привстал капитан Олейников, недоуменно вглядываясь туда, откуда вдруг взвихрилась пыль и возник всадник. Он, видно, не думал, что там может появиться сам Намаз.

«Не поймет, бедняга, что произошло, — усмехнулся Намаз, несясь во весь опор прямо на Олейникова. Нахлестывая и без того бешено рвавшегося вперед скакуна, он припал к его шее, почти слился с ним. — За мной может угнаться лишь один конь — конь Олейникова! Но его придется лишить возможности бегать…»

Поравнявшись с ошарашенным Олейниковым, Намаз неожиданно выпрямился.

— Вот он я, Намаз, господин капитан! — С этими словами палван выпустил из семизарядного револьвера две пули в лоб коню Олейникова. Капитан понял, что случилось, лишь грохнувшись на землю. Лежа, поскольку нога оказалась под конем, Олейников тщетно пытался вырвать из кобуры револьвер. Смятенная толпа, крики и поднявшаяся пыль помогли Намазу выбраться из-под выстрелов невредимым.

Оставив далеко позади и базар, и сам Дахбед, Намаз вынесся в открытую степь. Оглянулся и увидел вдали три группы всадников. Давайте, герои, погоняйте, горячите, коняшек. Догоните — многострадальная голова Намаза ваша! До реки еще далеко, но надо, чтобы кони ваши притомились. Усталый конь становится безрассудным, пугливым, от любого звука шарахается как безумный.

Намаз знал, что конь его не подведет. Скакуна этого он отобрал три месяца тому назад у даргамского богатея Арифбая. Резвый, выносливый — сказочный скакун, да и только. Постоянно тренируя, Намаз научил его не бояться выстрелов, преодолевать препятствия, рвы, с лету взбираться на крутые горные склоны.

Намаз направлял скакуна то влево, исчезая за холмами, то вправо, неожиданно выскакивая из камышовых зарослей, точно волк, увлекающий за собой свору гончих псов. «Ага, растерялся, бандит, — злорадствовал капитан Олейников, пришпоривая коня, взятого им у какого-то торговца. — Не знает уж, куда и податься. И конь его, кажется, выдохся. Вот теперь-то я и возьму его живым!»

«Ну, молодчики, степь здесь ровная как стол, рассыпьтесь пошире, рассыпьтесь, — усмехался Намаз. — Сейчас начнем купание».

Впереди простиралась река Кыпчакарык. Намаз хорошо знал берег и подъехал к тому месту, где он был обрывистый и высота его достигала не менее десяти метров.

Скакун под Намазом словно прочитал мысли седока, понял его намерение: приближаясь к обрыву, он все ускорял бег, а потом взмыл, подобно птице, высоко в воздух и легко перелетел на другой берег. Преследователи, должно быть, решили, что там, где так легко прошел конь Намаза, запросто проскочат и они, во всяком случае, они не замедлили бег, наоборот, отпустив поводья, вовсю нахлестывали коней. Вот один из них в последний раз огрел плеткой коня и полетел вниз. За ним второй, третий, четвертый…

Тридцать всадников рухнули в водяную пропасть. Барахтаясь в воде, ржали, испуганно всхрапывали кони. Люди кричали, ругались, оставшиеся на берегу беспорядочно палили из ружей. А Намаз, уже взобравшийся на песчаный холм и недосягаемый для пуль, хохотал, полуобернувшись к ним в седле…

В полдень 18 октября 1904 года из самаркандских городских ворот вышли трое путников.